Анна Платунова - Обещанная колдуну

– Ну как же… – голос десятника сделался просительным и растерянным. – Мне сказали… Вот…

Он вынул из-за пазухи тощий мешок и потряс им, давая понять, что располагает только вышеозначенной суммой. Тёрн хмурился и молчал.

– Дела на границе уж очень плохи… – понизил голос десятник. – Сдерживаем ведь из последних сил. Лезут и лезут! Мочи нет! Уж много лет такого не было…

Колдун сжал губы. Его темные глаза остро сверкнули.

– Хорошо, – холодно сказал он.

Десятник не сдержал вздоха облегчения.

Тёрн закатал рукава плаща, а я, скучая, выглянула в окно. Видно, мы здесь надолго. По двору медленно брела лошадь, подбирая с земли сухие соломинки. Лошадь была похожа на нашу Зайку, такая же мышастая. Парнишка-рекрут взял ее под уздцы и потянул за собой.

Когда я снова посмотрела на колдуна, он уже принялся за дело. Я ожидала каких-то магических слов или пассов, но Тёрн просто медленно шел мимо рядов, подняв обе ладони над скамьями. Там, где он проходил, мечи начинали светиться едва заметным, но все же явственным голубоватым сиянием.

А вот Тёрн бледнел на глазах. По лбу скатилась капля пота, и он быстро вытер ее тыльной стороной ладони.

«Так тебе и надо!» – подумала я и снова выглянула в окно.

И едва не вскрикнула. Не знаю, чего в моем крике было больше – радости или отчаяния.

Я снова увидела лошадь. Но только теперь она была запряжена в карету. В нашу карету, ошибиться я не могла: на дверце фамильный герб. Значит, это действительно Зайка. А в карете мой отец – генерал Даулет. Папа частенько наведывался в оружейку: осматривал снаряжение, сам следил за тем, чтобы его отрядам поставляли только качественное, проверенное.

Прижав к стеклу ладони, я с ужасом следила за тем, как карета медленно продвигается к воротам. Еще минута – и ее будет не догнать.

– У меня голова кружится, – хриплым голосом прошептала я. – Я выйду на воздух.

Тёрн кивнул, не отрываясь от работы. А я рванула к двери, выпрыгнула за порог, не обращая внимания на то, что уродливые башмаки разбрызгивают грязь, на то, что капюшон болтается за спиной и сейчас кто угодно сможет увидеть простоволосую и взъерошенную Агату Даулет.

Только бы успеть! Только бы успеть!

Карета повернулась ко мне боком, и я, не теряя времени даром, запрыгнула на подножку, распахнула дверцу и провалилась в темное, обитое бархатом нутро.

После яркого света я почти ничего не видела. Моргала, смахивая слезы. Но вот шевельнулась тень, и твердая рука легла на мою макушку.

– Агата?

– Папа? Папуля!

Я на ощупь, наугад кинулась вперед, обхватила отца за шею, уткнулась в плечо и разрыдалась. Он, помедлив, обнял меня.

– Папа, папочка, – жарко зашептала я. – Не отдавай меня. Пожалуйста, пожалуйста, не отдавай!

Спрятавшись за перилами лестницы, я подслушивала разговор отца с Тёрном. Еще в детстве я выяснила любопытную особенность этого закутка: акустика позволяла слышать каждое слово, а уродливое старинное зеркало в позолоченной раме, висевшее в пролете, отражало часть первого этажа, а именно входную дверь.

– Я разрываю договор в одностороннем порядке, – хрипло повторил отец.

Он еще не повышал голос, но я уже ощущала в нем так хорошо знакомые мне властные нотки. Слуги, едва заслышав металл в голосе генерала Даулета, бледнели, а колдун не повел и бровью.

– Мне казалось, я недвусмысленно дал понять, что это невозможно…

– Ты недвусмысленно дал понять, – теперь в голосе отца гремел настоящий гром, вернее, приглушенные его раскаты: он еще старался держать себя в руках, – что моя дочь станет твоей ученицей. А ты… ты…

Отец нервно, быстро несколько раз ударил Тёрна пальцем в грудь. Он, мужчина, тоже не мог произнести вслух то, что я открыла ему в карете по дороге домой. «Он лишит меня невинности, – я плакала у отца на плече и, точно в детстве, честно рассказала обо всем, что случилось в доме колдуна. – Он такой страшный… Папа, я не хочу…»

Тёрн понял. Он не отшатнулся, только внимательно посмотрел на руку отца, и тот сначала сжал ее в кулак, а потом опустил.

– Не хотел вешать на ваши плечи еще и этот груз, – прямо сказал Тёрн, однако, похоже, не раскаялся и не смутился. – Агата связана со мной неразрывно. Для всех будет лучше, если вы примете это как данность.

У отца сделалось такое лицо! Мне показалось, что он сейчас ударит Тёрна. Но отец только шагнул вперед, так что почти уперся своей широкой грудью в грудь колдуна.

– Убирайся из моего дома! – прошипел он. – Не вынуждай меня забыть о том, что ты сделал для моей семьи. Пока не поздно, прими оплату золотом. Чем угодно. Агату ты не получишь!

Тёрн молчал. Он не отступил, хотя отец стоял вплотную. Наверное, они даже слышали дыхание друг друга. Мой отец высокий и крупный, но в колдуне было что-то такое… Что-то, от чего отец вдруг сник и отошел назад, вытер покрасневшее лицо.

Тёрн чуть повернул голову, и мне почудилось, что его отражение в зеркале смотрит на меня.

– Агата, – тихо сказал он. – Мне нужно с тобой поговорить…

– Нет, – оборвал отец.

– Обещаю, что предоставлю ей выбор. Не уведу против воли.

У меня внутри все тряслось от ужаса, но я должна была сказать что-то напоследок. Мои родители обязаны Тёрну. Не знаю, что он сделал для моей семьи, но, видно, что-то важное, если они согласились отдать первенца.

Медленно-медленно я спустилась с лестницы и подошла к колдуну, глядя в пол. Отец, крякнув, отошел.

– Агата, посмотри на меня.

Я подняла лицо. Мой родной дом, отец, что стоял неподалеку, мама, что ждала наверху, – все это придавало сил. Я заглянула в глаза Тёрну. Я думала, что увижу злость: птичка порвала сети и улетела. И тогда я стану торжествовать и упиваться победой. Но в темных глазах я не увидела досады или раздражения. Тёрн смотрел устало и серьезно.

– Агата, – тихо продолжил он. – Услышь меня сейчас. Ты подвергаешь свою семью огромной опасности.

Я вздрогнула, ожидая каких угодно слов, но не этих. Мои губы беззвучно произнесли: «Почему?»

– Ты первенец, обещанный мне договором на крови. Магическим договором. Если бы даже я хотел отказаться, ничего изменить нельзя. Когда тебе исполнилось восемнадцать, сработал спусковой механизм.

Тёрн приподнял брови, будто спрашивая, понимаю ли я, о чем речь. Я не понимала… Но кивнула.

– Сила, неподвластная даже мне, вырвала бы тебя из семьи любым способом. Привела бы тебя ко мне. Любым, понимаешь?

Я слышала слова, и, кажется, они были очень важны. Но я мечтала лишь о том, чтобы этот мучительный разговор поскорее закончился. Я снова качнула головой.

– Уверен, ты сильно испугалась, когда я вытащил тебя из дома почти босиком. Я запретил твоему отцу вмешиваться. Но это был единственный способ обезопасить твою семью. Первенца можно забрать только так. Дать понять, что ты чужая здесь, что ты никому не нужна… Ты слышишь, что я говорю, Агата? Нам пора идти. Чем быстрее, тем лучше.