Анна Мичи - Отдаться ректору или умереть

И всё равно… я чертил схемы, расставлял артефакты, читал нужные заклинания, с каждым мигом всё сильнее осознавая, что совершаю ошибку. Что я ничего больше не хочу сейчас, кроме того, чтобы мои расчёты оказались неверными.

Но я редко ошибаюсь в расчётах.

Виктория начала исчезать. Только что она стояла здесь, и вот уже на том месте лишь прозрачная дымка. А через несколько мгновений рассеялась и она.

Ритуальный круг был совершенно пуст.

Мне оставалось лишь скинуть мантию, одеться, стереть знаки, навести порядок. Уйти отсюда и закрыть за собой дверь. И постараться как можно скорее забыть об этом недолгом приключении.

Вместо этого я стоял, не в состоянии сдвинуться с места.

Она меня убьёт.

Убьёт и будет права.

Я не должен, я не вправе этого делать, да я же последний тиран, изувер, против воли девушки, против её ясно высказанного желания…

Но, пока разум твердил, что я сволочь, руки быстро чертили новые символы.

Нет, я, конечно, обязательно отпущу её в её мир. Тем более сейчас мы знаем и координаты, и формулы, и магический контур. Я в любой момент смогу это повторить.

А пока – она нужна мне здесь.

Центр ритуального круга снова подернулся дымкой. Ещё немного – и Виктория стояла там, на том же месте, где и была. Обнажённая, растерянная, она тяжело дышала и, казалось, едва стояла на подрагивающих ногах. Я оказался рядом в мгновение ока. Подхватил её, прижал к себе. Её запах забился в ноздри, хлынул по позвоночнику, лишая меня рассудка, оставляя лишь одно: дикое, первобытное, грубое желание. Я повернул её к себе лицом и впился в губы, не давая ни малейшей возможности воспротивиться. Мне нужен был этот поцелуй. Я был готов к тому, что она станет сопротивляться, попытается меня ударить, но в первый миг Виктория оторопела, а в следующий – обвила руками мою шею и с жадностью ответила на поцелуй.

Несколько минут мы бешено, остервенело целовались. Я прижимал её к себе, не сдерживая силу, словно пытался вдавить в себя, но она ничуть не отстранялась, не морщилась, а напротив, сама цеплялась за меня и сама искала мои губы.

Когда мы наконец отстранились друг от друга, я, задыхаясь, сказал:

– Прости, я…

– Я была у себя дома, в своей комнате, – перебила она, – вы все правильно нашли.

А затем уткнулась в плечо и разрыдалась.

– Я не хочу, – сказала вдруг она сквозь слезы.

Это резануло меня как ножом, но я стиснул зубы, лихорадочно придумывая подходящий обман.

– Не волнуйся. Я догадываюсь, почему все пошло не так, нужно попытаться снова при ретроградном Меркурии.

Врал, безбожно врал. Но Меркурий даст мне две недели…

Но она ухватила меня за мантию, не выпуская из объятий, и, пряча взгляд, еле слышно прошептала:

– Я не хочу домой.

Вот этого я точно не ожидал!

– Не хочешь? – переспросил я, чувствуя себя дураком. – К себе? К родителям и привычной жизни?

– Да, не хочу! – подняла на меня упрямые, залитые слезами, донельзя очаровательные глаза. Мокрые ресницы топорщились, как маленькие копья, и я чувствовал себя так, будто трепыхаюсь на них, как рыба на трезубце. Маленькая демоница взяла меня в плен бесповоротно.

Но я не мог не выяснить всё до конца. Почему она вдруг передумала?

– Почему? Что-то случилось?

Виктория нахмурилась и заелозила в моих руках, явно пытаясь вырваться. Я не пустил, и тогда она обиженно пробормотала:

– Ничего не случилось, просто ты слепой и… глупый!

О, мы снова на «ты»! Ради этого я готов быть слепым, глупым, да каким угодно.

– Тогда дай мне прозреть и поумнеть…

Пять минут – и она вывалила на меня ворох эмоциональных обвинений, упрёков и сумбурных пояснений. Я, оказывается, бесчувственный чурбан! И негодяй. И мечтаю от нее избавиться.

Я молча слушал это, стараясь удержать лезущие на лоб глаза. Одно было понятно точно: мы оба беспросветные идиоты.

– И это отвратительное кольцо! – с негодованием добавила Виктория.

– А с ним что не так? – Я с опаской покосился на обнимающий её безымянный палец ободок.

Ювелир утверждал: это лучшее, что только можно найти. Неужели обманул? Или дело в каких-то обычаях ее мира?

– Ты сказал, что это всё только ради приличий! Чтобы не было разговоров! А не потому, что… – Она отвернулась, не договорив.

Но я уже начал понимать.

И правда. Сказал. Сказал много всего, что было верным, и правильным, и логичным, только…

Только самое главное сказать забыл.

– Прости… верни мне его, пожалуйста.

Я отпустил её.

Она застыла, в глазах появились изумление и неверие. Стянула кольцо, стиснула губы. Её пальцы на миг сжались, словно она хотела зашвырнуть кольцо куда-нибудь вдаль. Но Виктория пересилила себя и спокойно положила мне его на ладонь. Личико её стало совсем холодным.

Новый виток недопонимания? Вот уж нет! Не в этот раз.

Я взял её ладошку, пока она не успела снова что-нибудь придумать, убежать или ударить меня молнией, и быстро опустился на колени.

– Виктория, ты станешь моей невестой? Не ради того, чтобы заткнуть рты сплетникам, а потому, что… – я замялся, не сумев найти подходящих слов.

Потому что она свела меня с ума. Потому что она вклинилась в налаженную жизнь и поставила всё с ног на голову. Потому что я никогда не знал раньше, что буду так сильно переживать и ощущать всё, что с ней связано, лезть из шкуры вон, чтобы защитить её, чувствовать себя на седьмом небе, видя, как она краснеет.

– Потому что я, кажется, люблю тебя, – договорил я упавшим голосом.

Это открытие изрядно меня огорошило. Но это было правдой.

Небеса, я по уши влюблён в эту наивную, взбалмошную, эмоциональную… самую прекрасную девушку на свете. Не могу поверить, что едва не разрушил всё собственными руками, отправив ее одни могилы знают куда!

Виктория порозовела и кивнула.

Кольцо легко скользнуло на ее палец, где ему было самое место.

А Виктория тут же оказалась в моих объятиях.

Где ей тоже было самое место.

Я просыпаюсь оттого, что меня целуют. Даже не просыпаюсь толком – томно и сонно откликаюсь на ласку и тут же тону в невозможной, невыносимой нежности. Сильные руки скользят по моей коже мягко, едва касаясь, но тело сразу отзывается дрожью.

Теперь уже я окончательно проснулась.

Поцелуй разрывается, и я чувствую горячий влажный рот и обжигающее дыхание на груди, на животе, на бедрах. Не выдерживаю сладкой пытки томительной негой и с тихим рычанием тяну Ренмара на себя, оплетая его ногами, вдавливая в себя… До самого финала, до пика, до последнего хриплого стона.

– Доброе утро! – Он смотрит на меня, откровенно любуясь.

Еще бы не доброе!

– Я принесу тебе сок.

Ренмар встает и, не одеваясь, выходит из комнаты. А я провожаю его взглядом. Я тоже любуюсь.