Вера Чиркова - Дочь двух миров. Испытание

– Постой, – откинув одеяло, ринулась я следом, – шеосс! Зачем мне одежда? Ты… ты меня отпускаешь… что ли?

– Вечером поговорим, – глухо донеслось уже откуда-то издалека.

«Шустро она бегает, – мелькнула ехидная мысль и тут же сменилась не менее саркастичной: – А чего я, собственно говоря, ожидала от шеосса?» Ведь поняла уже, что у них и физические способности, и прочие возможности намного превышают человеческие. Поэтому зря она меня предупреждала насчет дома, никуда я не побегу.

И вовсе не из опасения, что меня найдут, догонят, поймают и приведут назад. Просто я даже не представляю, в какую сторону отсюда бежать. Следовательно, остается самый паршивый и тупой из всех возможных вариантов – положиться на судьбу и молча ждать ее милостей.

На душе стало тоскливо, словно погода испортилась и снова дождь зарядил, захотелось плакать, ругаться и есть. И если к первым проявлениям слабости я всегда относилась с презрением, то последнее меня воодушевило. Пора проверить, возможно, в кухне осталась какая-нибудь еда.

Вернувшись к постели за юбкой, я неожиданно наступила на что-то мягкое и испуганно глянула вниз. И на сердце вдруг стало так тепло, словно солнышко взошло. Перед кроватью стояли тапочки. Неказистые, явно самодельные и далеко не новые, но это не главное. Раз она с утра первым делом подумала обо мне и откопала где-то эту обувку, значит, верила, что у меня хватит ума никуда не бежать.

Натянув тапки, я уже спокойно спустилась вниз, прошла на кухню и обнаружила новое свидетельство заботы шеосса. На столе стояла миска с жареными или печеными грибами, и пахли они почти как наши… вернее, бывшие наши. Еще нашелся кувшинчик с каким-то компотом и свежий хлебец.

«Значит, – пришло понимание, – хозяйка встала еще раньше, чем разбудила меня, и позаботилась о еде». И за это я простила ей половину вчерашних обид. Но пока не все – ведь могла же она сразу объяснить по-человечески?

Или все-таки не могла? Смутные сомнения появились, пока я завтракала и убирала на полку остатки еды. Мне еще пообедать нужно будет, если она снова заявится после заката. А вот чем заняться до того времени, я пока думать не собиралась. Сходила в сенцы, заперла двери, обошла комнаты, которых, кроме кухни, внизу оказалось всего две. Маленькая спаленка, копия той, где я спала, и вторая, побольше. В ней тоже имелась постель, но стена напротив была увешана полками и шкафчиками, а у окна стоял основательный стол с явно алхимическими принадлежностями. Закопченный котелок над горелкой странного вида, узнаваемые весы и мерки, ступки, бутылки и пузырьки, терки и пинцеты нескольких видов.

В этой комнате я ни к чему не прикоснулась, постояла посредине, внимательно рассматривая незнакомые вещицы, потом вежливо попятилась и вышла. И засов на двери задвинула, поминая Беса добрым словом. Он мне все детство рассказывал сказки, но не так, как большинство бабушек. Дед обязательно разбирал ситуацию досконально, как хороший следователь, и так ловко задавал вопросы, что я своим умом находила ошибки главных персонажей, выносила им приговор и навсегда запоминала, почему нельзя вести себя беззаботно и самонадеянно, как Колобок, и без спросу совать нос в чужие шкафы и закутки, как несчастные жены Синей Бороды.

А я сейчас тоже в гостях, и хотя мне ничего брать не запрещали, интуиция просто вопила пожарной сиреной, что это может быть одной из проверок какого-то из пунктов, написанных на обороте листа, который шеосс так и не дал мне прочесть.

Именно поэтому я вернулась в комнату и с чистой совестью влезла под одеяло. Неизвестно, что ждет меня впереди, но во всех случаях еще немного отдохнуть после вчерашнего потрясения не помешает.

Во второй раз проснулась от духоты и, едва распахнув глаза, запаниковала. Кто-то накрыл меня с головой мохнатым одеялом, сквозь которое воздух почти не поступал. Я замахала руками, сбрасывая с лица мех, запуталась в нем, дернула сильнее и зашипела от неожиданной боли. Секунд пять приходила в себя, постепенно начиная осознавать свою ошибку, потом осторожно собрала пушистую копну и отвела в сторону.

Свежий воздух обдал вспотевшее лицо, принося облегчение и покой, и я наконец поверила в невероятную догадку. Никто меня душить не собирался, это выросли мои собственные локоны.

С невероятной, прямо-таки космической скоростью, которой и близко не наблюдалось, когда я сбрасывала шерсть в подвале Беса. Там у меня за ночь вырастало всего около сантиметра, и по двору можно было ходить только в косынке или панамке. Благо забор дед поставил высокий, иначе соседи поумирали бы от любопытства.

А сейчас, откинув назад густые, полузапутанные пряди, я обнаружила, что они уже опускаются ниже лопаток. И, как назло, нигде не завалялось ни расчески, ни заколки или хотя бы резиночки. Хотя это как раз понятно: если шеосс сбрасывает вечером шерсть, то рано утром снова влезает в зеленую шкуру, и никаких расчесок ему не нужно. Но судя по тому, как запущен дом, хозяйка чаще ночует на дубе, а не тут. А там ей шерсть сбрасывать незачем.

Некоторое время я бродила по дому, ища хоть какую веревочку, но так ничего и не нашла, только теперь обнаружив, что с тканью здесь напряженка. Не нашлось не только полотенец, салфеток и простыней, но и одежды. Занавесок не было изначально, судя по отсутствию гардин или хотя бы гвоздиков, на которые они бы вешались. В результате я оторвала полоску от собственной рубахи, и это далось очень нелегко: домотканое полотно намного прочнее родного трикотажа и тем более ситца, а ножниц и ножей тоже нигде не обнаружилось. Идею отрезать полоску ткани магией я сразу отбросила как безумную и опасную. Может, мне и удалось бы снова вызвать огонь, но вряд ли получилось бы провести им по ткани, как лазером. Скорее всего сожгла бы и единственную одежку, и дом, ведь тушить его некому.

Поневоле пришлось идти в лабораторию, брать тупой колун и, используя дедов метод, пробивать ткань, положив ее на лезвие и постукивая молоточком. На это ушла уйма времени, и не будь у меня профессиональной выдержки, бросила бы эту затею через пару минут. Но работа с камнями невольно учит терпению, настойчивости и вдумчивости. А еще аккуратности и осторожности, ведь отпиленный кусочек кристалла назад не приставишь. Поэтому в результате каторжного труда я все же получила неказистую сероватую ленту и гордо вплела в еще подросшие волосы.

Потом умылась и отправилась обедать, решив, что заслужила порцию грибов. Но войдя в кухню, замерла от неожиданности. На столе стояли миска и кувшин и лежал хлебец. Несколько минут я недоверчиво рассматривала этот натюрморт, потом все же шагнула поближе и коснулась хлеба рукой. Он был еще теплый. Значит, кроме меня, тут есть еще кто-то? И этот кто-то видел, как я целый час разгуливала по дому в одной юбке? Хотя и натянула ее повыше, как платье без плеч, но здесь такое считается признаком распущенности.