Олли Вингет - #После Огня

В те дни, полные неба, смеха и забавных шуток, она могла просто обойти стороной все, что внушало ей страх. Но это время закончилось.

«Я – Говорящая. Я – Жрица, – мысленно повторяла Алиса, желая унять дрожь в теле. – Я видела серые Вихри, я была во сне Рощи. Меня не может напугать Крылатый».

Но хмуро шагающий впереди мужчина ее пугал. Себя Алисе обмануть не удавалось, осталось лишь одно: провести собрата, скрыв от него постыдный страх.

Когда они вышли на крыльцо, Крылатая наконец смогла вдохнуть пыльный воздух Города. Буря улеглась, на дороге мелькали тени прохожих, певучий ветер скользил по скалам, которые так надежно скрывали выживших от опасностей пустыни.

– Что ты видела? – Голос Освальда, ровный, даже бесстрастный, заставил ее выпрямить спину.

Алиса вздернула подбородок и смерила взглядом мужчину. Она не знала, как вплетается теперь серебро в самую ее суть, как блестит оно в глазах, как читается в жестах. Но Освальд был старым воином, он остро чуял смену погоды за день до грозы, он трижды встречался с серым Вихрем и трижды возвращался домой, сумев унести ноги. Одного-единственного властного взгляда ему хватило, чтобы поверить в слова Феты, если не во все, то во многие.

– Я видела пустыню, я видела Вихрь, отряд варваров, которые убивали слабейших из своих воинов и пили их кровь при луне. Я видела воды и живую землю, я видела Дерево и еще кое-что, о чем тебе знать не следует, – ответила Алиса, сама не зная, откуда взялись эти слова.

Она была готова рассказать Освальду всю правду, ей так хотелось разделить знания, обретенные в пути, хотя бы на двоих. В мужчине чувствовалась сила и острый ум, чем-то он неуловимо напоминал Томаса, по которому она так отчаянно тосковала, в котором так нуждалась сейчас.

Но холодная, чужая воля заставила Крылатую сказать совсем иное. Алиса смотрела на себя словно со стороны. Вот она разводит плечи, медленно распуская крылья за спиной. Мягкий цвет молодой древесины налился холодной серебряной водой. Не чувствуй она их за спиной, Крылатая бы не поверила, что крылья принадлежат ей.

Освальд молчал, на его лице не было изумления, он был собран и мрачен, будто бы все, что видел и слышал сейчас, лишь подтверждало его худшие опасения.

– Значит, ты встретилась с неназванным, Крылатая? – спросил он, окидывая взглядом распушенные перья. – Не стоит так стараться произвести на меня впечатление. Я на твоей стороне. Пока ты не заставишь меня передумать.

Крылья с шорохом сложились и втянулись в спину. Алиса почувствовала, как напрягается кожа.

– Я видела Его, внимала мудрости, – ответила она, холодно улыбаясь. – И теперь мне нужна сила всего Братства, чтобы исполнить предназначение. Свое, ваше, всех людей, живущих здесь.

– Значит, ты просишь помощи?

– Я лишь передаю Его слова, а Он никого и ни о чем не просит. Он предвещает, в наших силах лишь воплотить его предсказания.

– И что же мы должны сделать? – Освальд держал спину безукоризненно прямо, его лицо оставалось бесстрастным, но левая рука, которую он лениво положил на перила крыльца, судорожно сжалась так, что побелели костяшки.

– Отправиться со мной к оазису, возводить новый Город у чистой воды, на живой земле, слушая Его советы. Мы взрастим лес, вернем миру Священную Рощу. Он поможет нам. Он за нас.

– Я бы спросил тебя, веришь ли сама в его слова. Но вижу, что ты уже стала его словами. – Освальд криво улыбнулся. – Значит, Божество призывает своих нерадивых воспитанников, чтобы даровать им прощение?

– Мы сами даруем его себе. Если сумеем. – Та Алиса, которая смотрела со стороны, поежилась от звука собственного голоса, холодного, как проточная вода ручья.

Освальд помолчал, рассматривая песок под ногами.

– Значит, ты хочешь, чтобы мы полетели с тобой и начали строить там Город?

Алиса кивнула.

– Но никто из живущих сейчас его не увидит. Мы все умрем задолго до того, как распустится первая почка в лесу, который мы должны будем посадить, – возразил Освальд.

– Зато наши дети увидят.

Крылатый ухмыльнулся, но его кулак разжался.

– Как ты думаешь уговорить людей отдать жизни во имя тех, кто еще не родился?

Алиса не медлила с ответом ни мгновения, сама не осознавая, что говорит, она произнесла:

– Там есть лекарство, которое может спасти тех, кто родился, но неминуемо умрет.

Ей понадобилось всего один раз взглянуть на Освальда, разом потерявшего свое напускное равнодушнее, чтобы понять: он полетит с ней, сделает все, что она скажет, лишь бы только лекарство оказалось в его руках.

– Ты не лжешь? – чуть слышно спросил он. – Да поверят Святые Крылатые, если ты лжешь, то я убью тебя.

Алиса смерила его еще одним серебряным взглядом так, чтобы он понял, как оскорбительно это предположение.

– Ты видел Лина. Он умирал, а теперь жив. Я лгу?

Крылатый постоял немного, принимая привычный для себя бесстрастный вид, развернулся и пошел назад, не проронив больше ни слова.

Когда он потянул на себя скрипнувшую дверь, из темноты коридора к нему под ноги выскочила оранжевая молния. С яростным рычанием Чарли пролетел мимо остолбеневшего мужчины и остановился в паре шагов перед Алисой. Его шерстка угрожающе вздыбилась на холке, он скалил зубы, не сводя глаз с Крылатого.

Шепча под нос проклятия, Освальд махнул рукой и шагнул за порог.

Как только его фигура скрылась в темноте, Алиса медленно сошла со ступеней и упала на землю так, словно из нее выбили дух одним тяжелым ударом. Она скорчилась на холодном песке, обнимая руками колени.

Сила, что управляла ею, заставляла говорить, так высоко задирая подбородок, так прямо держа спину, – эта сила испарилась. Больше Алиса не чувствовала в себе тока чужеродного, расплавленного серебра. Только в нос еще бил пряный запах густой травы, что росла у Рощи в далеком крылатом сне.

Чарли подошел к ней, утыкаясь холодным носом в щеку. Он чувствовал все опустошение, навалившееся на его маленькую девочку, но ничем не мог помочь.

Неназванный не причинил ей вреда. На этот раз не причинил.

Юли всем телом прижималась к двери. Она напрягала слух, силилась разобрать обрывки фраз, что звучали в коридоре, доносимые из распахнутых дверей комнаты Феты.

В начале, когда Юли только принялась слушать, Крылатые шумели и радостно гомонили. Ей было не по себе от их восторженных криков, оттого, как они топали тяжелыми сапогами, как хлопали друг друга по плечам. Особенно гнусно ей стало, когда она поняла, что именно таков и есть мир Лина.

Затхлый воздух лазарета, где смешаны боль, кровь и горькие травы. Ее мягкие руки, утирающие пот со лба. Тихие разговоры между приступами кашля до самого рассвета. Нет. Он жил среди сильных, здоровых и шумных братьев. Жил с Алисой. А теперь, когда Юли своими руками излечила его от хвори, Лин шагнет за порог лечебницы, чтобы никогда больше не возвращаться.