Марина Эльденберт - Заклятые супруги. Золотая мгла

В данный момент своей первоочередной задачей я считаю устранение де Мортена – его упорство по поводу реформы уже становится опасным. Касательно девицы Биго, рекомендую заняться ею уже ближе к сезону следующего года. Для работы с ней понадобится упорство, терпение и время, но смею предположить, что арест и казнь брата ее сломит, что, в свою очередь, сыграет нам на руку. Предполагаю, что смогу оказать на вдовствующую герцогиню некоторое давление и, возможно, даже заполучить ее в союзницы.

Всего наилучшего, и да пребудет с нами Рассвет.

Соединив обломки печати, легко было получить герб графа Аддингтона.

А вот соединить увиденное в привычную картину ставшего таким родным и уютным мира не получалось никак. Я мерзла, несмотря на теплый июльский вечер. Пласты заходящего солнца были раскиданы по комнате, золотистый оттенок на обоях казался зловещим.

Тесемки красной папки порвались – видимо, дернула слишком резко. Из нее посыпались бумаги, которые я пролистала вскользь и разложила перед собой на кровати. В шахматном или не очень порядке: досье на брата, на матушку, Лави и Луизу, досье на графа Вудворда, на Уитморов, на барона Мэрринга и его семью. На многих наших благопристойных или не очень – судя по написанному – джентльменов и даже на некоторых леди. Не такие подробные, как на меня, но достаточные, чтобы найти подход к каждому. Было тут и досье на Альберта – пожалуй, самое краткое изо всех остальных.

То, что титул он получил за заслуги перед Короной, я знала. А вот историю родителей нет. Джереми Фрай занимал должность управляющего банка, его жена вела хозяйство и занималась детьми до тех пор, пока мужа не подставили и не обвинили в денежных махинациях. Отца убили, когда Альберту было пять, мать покончила с собой, а они с сестрой оказались в сиротском приюте для бедных. Спустя несколько лет девочка умерла от чахотки.

Я отложила скрепленные загнутыми уголками листы бумаги. Это напоминало препарирование – когда лягушек раскладывают на доске перед студентами-целителями и вскрывают магическим рассечением. Анри… мой муж… граф де Ларне препарировал высший свет Энгерии с равнодушием хирурга. Отмечал слабые места и темные стороны. Знал, куда надавить, чтобы добиться желаемого и на чем сыграть. Большинство досье были написаны почерком графа Аддингтона, некоторые – Анри. От каждой пометки, сделанной его рукой на полях, передергивало.

Из-под бумаг по Альберту торчал тонкий пожелтевший уголочек. Я потянула за него и вытащила газетную вырезку с некрологом. Коротеньким, в две строчки.

«С прискорбием сообщаем о безвременной кончине миссис Илоны Фрай. Похороны состоятся на центральном городском кладбище».

И дата – год, когда вскрылся заговор против ее величества. Год, когда Винсент спас Альберту жизнь. Я потерла глаза и отложила бумаги. Сердце ухало в груди, перед глазами потемнело. Я запрокинула голову, потому что глаза пекло, как во время простуды. Песок, что ли, попал? Все-таки сегодня чересчур ветрено.

Сегодня всего чересчур.

Но главное…

Надо бежать отсюда. Немедленно.

Я наскоро запихнула документы в папки, закрыла доску. Подхватила ридикюль, и в тот же миг хлопнула входная дверь: в этом доме все звуки слышны так хорошо, что муха не пролетит незамеченной. Кстати, о мухах – несколько сейчас кружились под потолком, явно привлекая внимание сидящего на комоде кота, примеривающегося, как бы поудачнее до них допрыгнуть. Он пригнулся и водил хвостом из стороны в сторону, глаза его сверкали. Кошмар взвился ввысь, но промахнулся мимо люстры. Глухой удар, серый комок недоумения приземлился на все четыре лапы, потряс головой и залез под кровать – переживать свой позор.

Я подавила желание последовать за ним.

Слишком поздно.

Ноги не дрожали и не были ватными, просто вросли в пол. Сердце, наверное, слышали даже на улице.

Сильные уверенные шаги на лестнице, дверь в комнату распахнулась.

– Жером сказал, ты приехала недавно. Когда уже Луиза…

Перед глазами дергались обои в цветочек и дверная ручка. Темнота коридора за его спиной плясала странный танец, но Анри выделялся из этого мельтешения. Слишком ярко. Я стояла лицом к нему, руки – крест-накрест, под ними прижатая к груди клятая доска. Так плотно, что дышать нечем.

– Вы не рассказывали, что любите шахматы.

Его улыбка растаяла, глаза превратились в золотые льдинки.

– В них вы тоже играете, когда не играть нельзя?

Я не знаю этого человека. Никогда не знала.

– Какого демона ты делала в моем кабинете?

Меня тряхнуло, подбросило от его чувств, а браслет словно затопил расплавленный металл. Проклятье! Бессильная ярость огнем заструилась по венам, стук сердца эхом разносился по всему телу, заставляя вздрагивать с каждым ударом. Голова закружилась, я на всякий случай прислонилась к стене. Вдобавок ко всему меня затошнило. Вот как знала, что не надо пить этот демонов кофе!

– Любопытство замучило.

– Любопытство не всегда к месту. – Анри шагнул вперед, протянул руку: – Отдай это мне. Сейчас же.

Я сжала пальцы на доске с такой силой, что она хрустнула. Слова застыли внутри, как вмерзшие в лед листья, выковыривать их не было ни малейшего желания. Да и что я ему скажу? Что лорд-канцлер писал трогательные письма, как нелегко будет убить моего брата? Что у него потрясающий талант собирать информацию? Что я слишком отчетливо помню рассвет на крыше Мортенхэйма, лунник в его руках, путающееся в потемневших от воды прядях солнце? Предложение начать все сначала, демоново платье, до сих пор висящее надорванной тряпкой в шкафу, его обещание никогда не отпускать мою руку и умопомрачительную нежность?

Что все это – ложь?

Доверие – хрупкая штука, граф де Ларне. Так вы сами говорили.

Я швырнула доску к его ногам, она с мерзким хрустом раскололась на две половинки, бумаги разлетелись по ковру. Боль полоснула наотмашь – боль, переполненная гневом, вскрытым наспех, точно загноившаяся рана.

Взгляд – глаза в глаза, слишком жуткий, чтобы его выдержать.

– Как ты взломала защиту?

– Силой мысли.

Резкий удар кулаком в стену оглушил. Хруст, крошево пыли взметнулось рядом с моим лицом. Я шарахнулась в сторону, полыхнувшая внутри тьма растекалась подобно разлитым чернилам, мир поблек и сжался до точки, а вернулся ослепительно темным. Спальня превратилась в скопище теней, мрака и холода. Я чувствовала надрыв грани, самую суть смерти, с которой сроднилась во время тренировок. Она пила меня, я – ее, биение двух сердец затихло, а потом взорвалось оглушительным стуком. Серебряная паутина окутала непроницаемым коконом, с пальцев сорвалась тьма, тонкими щупальцами пронизывая комнату. Солнечный лед, исходящий от Анри, иглами впивался в кожу. Сила хэандаме клубилась мерцающей дымкой и ослепляла сиянием в глазах.