Влада Южная - Мой враг, моя любимая

– Что, спина так и болит? – опять поинтересовалась Мила, и на этот раз в ее голосе послышалось больше сочувствия.

– Угу. – Я поморщилась и потерла поясницу.

– А Ивар когда приедет?

– Обещал сегодня пораньше вернуться. Праздник же.

И снова Мила издала глубокомысленное «М-м» и потеряла ко мне интерес.

Ивара, появившегося ближе к вечеру, я встретила уже со стиснутыми зубами и испариной на лбу.

– С тобой все хорошо, малыш? – обеспокоился он. – Ты сама не своя.

– Наверно… не знаю… может быть… – Я вцепилась в его руку и с трудом выдавила улыбку подбежавшему в ожидании поздравлений Никитке. Не хотелось портить ребенку праздник своим плохим самочувствием.

Когда мальчик задул свечи, а Мила взяла нож, чтобы разрезать торт, мне скрутила такая волна боли, что я схватилась за край стола и выругалась целым потоком брани из лексикона наемников. Среди собравшихся повисло молчание. Ивар наклонился ко мне с круглыми глазами.

– Кира… что случилось?

Прежде чем я успела отдышаться и произнести хоть слово, за меня ответила Мила.

– Кира рожает, – невозмутимо произнесла она и приступила к разрезанию торта.

Ивар стал белым, как стенка. Одновременно с ним Байрон и Лекс приняли благородный зеленый цвет лица.

– Как рожаю? – прохрипела я.

Мила пожала плечами и облизнула кончик пальца, измазанный в креме.

– Похоже, что с утра.

– Почему ты не сказала? – пришел в себя Ивар, обращаясь то ли ко мне, то ли к сестре Лекса.

– Я понятия не имела… – пролепетала я.

– Я не хотела пугать Киру, – заявила она, – и вообще, удивляюсь, почему она только сейчас заорала благим матом. Я к этому времени, по-моему, уже родила.

– У меня будет братик? – с любопытством выпучил глазенки Никитка.

Объяснять степень родства этого ребенка вызвался Байрон. А вот Нина, которая тоже присутствовала на торжестве, стрельнула в меня своими глазищами, откашлялась и поинтересовалась:

– У тебя уже отошли воды, девочка?

– Воды? – Я снова выругалась, только теперь мысленно из уважения к пожилой женщине. – Не знаю…

Она нахмурилась.

– Поверь, если бы отошли, ты бы уже знала.

Выражение ее лица мне не понравилось.

– И… и что мне делать?

– Для начала выйдем-ка из-за стола.

Дальнейшие события запомнились смутно. Меня увели почему-то в комнату Милы, расположенную на первом этаже. Я слонялась из угла в угол, невпопад отвечая на вопросы Нины, а Ивар не отходил ни на шаг. Впервые я видела его таким напуганным. Никакое сражение с охотниками не выбивало его из равновесия так, как грядущее рождение собственного ребенка.

Волны боли накатывали одна за другой, и вскоре ходить перехотелось. Я легла, свернулась калачиком и поскуливала. Перед глазами темнело от каждого нового приступа. Где-то на заднем фоне слышались встревоженные голоса.

– Это плохо. У нее сильные схватки, но воды не отходят, – говорила Нина.

– Сделайте же что-нибудь! – требовал Ивар каким-то чужим, сиплым голосом.

– Ее надо везти в больницу, – вынесла вердикт Мила.

– М-м… – мычала я, кусая подушку, – меня нельзя в больницу… документов нет…

– Она может потерять все силы, а мы не знаем, как помочь, – тревожилась Нина. – Здесь нет профессиональных акушеров.

– Но Миле же не потребовались акушеры! – возражал Ивар.

– Потому что не все женщины рожают одинаково, идиот! – с ажиотажем вступила в перепалку сестра Лекса. – Или ты думал, что ребенок оттуда выйдет так же легко, как вошла твоя палка? Да? Так ты считал? Вот посмотри теперь, как женщины из-за вас, мужиков, мучаются.

Ивар бормотал что-то неразборчивое.

– А-а-а! – наконец не выдержала и завопила я так пронзительно, что чуть сама не оглохла. – Я больше не могу-у-у! Достаньте его из меня-я-я!

Через секунду кто-то сильный подхватил меня на руки… и едва не уронил, потому что я еще не разобралась с предыдущей схваткой и принялась извиваться от боли.

– Куда ты ее потащил? – возмутилась Мила.

– В больницу, – раздался над ухом голос Ивара, – я не собираюсь рисковать здоровьем жены и ребенка. Нина правильно говорит.

– Но как ее примут туда без документов?!

– Поверь мне как адвокату: ни один врач не имеет права отказать рожающей женщине.

Меня трясло и покачивало. Похоже, Ивар едва ли не бежал. Я вцепилась зубами в его плечо и заплакала от облегчения. В тот момент просто мечтала оказаться в больнице, и чтобы кто-нибудь, наконец, прекратил эти мучения.

– А потом, когда она родит? – крикнула вдогонку Мила.

– Заплачу за молчание. Это не важно, – Ивар перехватил меня поудобнее. – Лекс, ты нужен мне за рулем.

– Я? Но…

– За руль, я сказал!

Хлопнула дверь, и я поняла, что мы уже оказались на улице.

– Тише, моя охотница, тише, – шептал на ухо Ивар, задыхаясь то ли от волнения, то ли от спешки, – с тобой все будет хорошо. Скоро все будет хорошо, я обещаю.

– Никогда больше не буду заниматься с тобой сексом! – простонала я, когда он укладывал меня на заднее сиденье своего внедорожника и устраивался рядом.

Ивар вдруг закашлялся.

– Хорошо, хорошо, никогда.

Лекс сел в кресло водителя, повернулся и посочувствовал:

– Как ты там, Кира?

– А-а-а! Теперь я понимаю, почему Мила так ненавидит ваши палки! – заорала я, извиваясь ужом от очередной схватки.

– Заткнись, и просто поехали. И побыстрее, – скомандовал Ивар другу.

Путь до города показался мне долгим, как жизнь старика. Бедные Ивар и Лекс! Чего только я не наговорила им в приступах. Поклялась, что больше никогда не буду рожать. Грозилась умереть, не доезжая до больницы. Ругалась самыми грязными ругательствами, после которых, почему-то, становилось легче. Лекс некстати вспомнил, что Мила во время родов дышала по-особенному. Я уцепилась за новую идею. Дышать пришлось нам всем троим. Ивару и Лексу, похоже, помогало, а мне – нет.

Наконец, в какой-то спасительный момент я обнаружила себя на каталке. Вокруг столпились люди в белых халатах. Ивар склонился надо мной, на нем не было лица.

– Я приду, как только меня пустят, – пообещал он.

– Нет! – Я мертвой хваткой вцепилась в его руки. – Не оставляй меня здесь! Мне страшно!

Кто-то третий вмешался, оторвал от мужа, и меня увезли, а Ивар остался беспомощно стоять посреди больничного коридора. Его одинокая фигура расплывалась темным пятном на белом фоне.

Еще через несколько часов у нас с ним родилась очаровательная дочка.

Никогда не думала, что буду так умиляться при взгляде на новорожденного ребенка. Ее принесли в мою индивидуальную, наверняка оплаченную Иваром, палату следующим утром. Заглянув в белоснежный кряхтящий сверток, я расплакалась от счастья и поняла, что навсегда принадлежу с ног до головы, до самой своей смерти этому маленькому человечку. Осознала, что ни одна, даже самая сильная, любовь к мужчине никогда не сравнится с тем, что я испытала, взяв кроху на руки.