Яся Белая - Цветы всегда молчат

– А ты у нас, значит… – он уже было протянул руку, чтобы коснуться чистого абриса ее лица, но тут же отдернул руку, считав ее силу: – …Венерина Мухоловка!

Она хищно и самодовольно улыбнулась.

– Ублажи меня! – протянула она, томно выгибаясь. – И если ты мне не понравишься, я велю тебя казнить.

– Вот как! А если понравлюсь? – поинтересовался он, потянувшись к ней. Он провел пальцами от плоского животика до плеча и спустился обратно, пройдясь по низкому поясу ее легкомысленной юбочки из тростника. Она прикрыла глаза и застонала.

– Если понравишься – тоже, – сказала она, мурлыча от его ласк, становившихся все более чувственными.

Ричард почувствовал себя мушкой, вокруг которой захлопывается зубастый ротик хищного цветка.

– Это почему же? – он обнял ее, заставив прогнуться, и стал исследовать языком кожу у нее за ушком и покусывать само ушко.

– Потому, – простонала она, цепляясь за его плечи и откидывая шейку, на которую он перебрался с жаркими поцелуями, – ни один мужчина на земле не должен касаться Живой Богини.

– Мне вот всегда было интересно, – сказал он, сдергивая с нее лифчик, сделанный из каких-то камешков и листьев, – как специалисту по символике цветов, – он задел ее упругие коричневые сосочки и начал с ними играть, не переставая при этом целовать ее шею и плечи; она извивалась и терлась об него, как кошка, – почему твой цветок обозначает гармонию?

– Подумай сам… – он избавил ее от юбочки и стал целовать живот, постепенно опускаясь все ниже, касаясь кожи не только губами, но и языком, от чего – он это явно чувствовал по ее телу бежали электрические искры. Он придерживал ее за округлые, идеальной формы ягодицы, и ей пришлось откинуться, чтобы предоставить ему еще больший доступ. Она запустила пальцы в его густые черные волосы и покручивала пряди… – Разве может быть что-то гармоничнее? Цветок, который считается более низшим в цепи эволюции, пожирает существ, которые, по общепринятому мнению, находятся выше по иерархической лестнице… – она прикусила губку, коротко ойкнув, когда он коснулся губами волос на ее лобке…

Ричард отстранился. Она была уже полностью обнажена и явно вся горела, в то время как он еще не снял с себя ни одного предмета одежды и совсем не хотел ее…

– Выслушивать лекцию об эволюционной иерархии от островной дикарки – занятно, – он ввел в нее палец, она вскрикнула и попыталась увернуться от этой ласки…

– Я – не дикарка, я – богиня. Забыл? – недовольно проговорила она. – И я ведь невинна – ты должен быть со мной нежен…

– Это еще почему? – заявил он, добавляя второй палец и ускоряя поступательные движения. – Ты же сама захотела мужчину. А я не позволяю женщинам повелевать мной. Я прихожу к ним, когда хочу, и беру их, когда мне нужно… Я тебя не хочу, и ты мне не нужна… Поэтому я должен наказать тебя…

Она извивалась и стонала уже изо всех сил. Он убрал руку, вымыл ее в стоявшем чане, где плавали лепестки цветов и который, как стало известно потом, предназначался для омовения прекрасного личика богини, и огляделся…

В центре шатра щерилась и покачивалась черная маска, подвешенная на длинной веревке, закрепленной за перекрестное основание шатра. Ричард материализовал клинок, срезал этот амулет, чем вызвал недовольный возглас богини…

– Замолчи! – потребовал он. В его глазах полыхало синее пламя. Она замолчала и замерла, буквально пригвожденная к месту этим огненным взглядом…

Он оторвал маску, отбросил ее в сторону, взялся за жгут обеими руками и, дернув, проверил на крепость. Веревка из пальмового волокна оказалась довольно прочной…

Он подошел к Венериной Мухоловке, поднял ей руки над головой и, смотав запястья, привязал к балке основания.

– Что ты делаешь? – возмутилась она. – Смертный не должен так непочтительно обращаться с богиней…

– Я не простой смертный… А ты… Когда некоторые цветы хотят занять в саду больше места, чем полагается, садовник должен вмешаться, – проговорил он, продолжая связывать ее. Теперь веревка опутывала не только ее руки, но и стягивала груди. Коричневые соски откровенно торчали. Ричард расстегнул ширинку и сказал: – А теперь ты ублажи меня и докажи, что тебе есть место в моем саду.

По ее округлившимся глазам он понял: она весьма впечатлена тем, что природа более чем щедро одарила его…

– Ну же… давай… – он наклонился, поцеловал ее в губы и, вновь выпрямившись, направил ее лицо к своему члену.

Ласкала она неумело, но старательно. Похоже, ей был весьма интересен этот опыт. Ей даже удалось возбудить его. Уже близкий к разрядке, он остановил ее, коленом раздвинул ей ноги и резко вошел. Она закричала и забилась в путах. Ричард отстранился. До этого он ни разу не имел дела с девственницами. Разумеется, он знал, что дефлорация – процесс болезненный. Но не мог представить, что настолько: Венерина Мухоловка побледнела, а по щекам ее текли слезы. Насилие как таковое претило Ричарду. Доминирование, подчинение – да, но только к взаимному удовольствию. А причинять женщине боль, да еще заставлять ее плакать – было выше его сил. Он поспешно освободил ее, прижал к себе, чмокнул в макушку. Коснулся легко, шепча исцеляющее заклинание.

– Все-все, малышка, не плачь. Ты снова коварная невинная Венерина Мухоловка, – почти нежно сказал он и улыбнулся ей: – Зато теперь можешь казнить меня за дело.

Она успокоилась – заклинание подействовало, боль прошла, она тоже улыбнулась ему и ответила почти игриво:

– Живи, Садовник. Сегодня я не буду тебя есть…

Расстались они друзьями.

Когда уже пришло время отплывать, она сама вышла проводить их в гавань (потом вся команда и коллеги по экспедиции до конца похода с завистью косились на него: еще бы, переспать с такой красавицей! Вот вам и тихоня, книжный червь в очочках!).

Мухоловка отвела его в сторону, обняла по-сестрински и, покачав головой, произнесла:

– Мне было видение. Скоро Сорняки полезут из всех щелей… И еще – ты встретишь свой Цветок. Она – Алый Гибискус.

От одного этого цветочного имени у него закружилась голова. Алый Гибискус – воплощенная страсть, абсолютная чувственность, чистое желание.

А потом он и впрямь встретил ее, свой цветочек. И ему предстояло узнать, почему люди готовы отдать жизнь за одно только право коснуться и что Садовник влюбляется с первого взгляда, единожды и наповал.

О, Джози! Маленькая, нежная, страстная. Она лишала его рассудка, стоило ему только взглянуть на нее, а если он прикасался к ней, то остановиться уже не мог. Она вся – соблазн и сладость. Ею хочется обладать всецело, погружаясь в ее восхитительно тугое естество до предела. Пить ее стоны. Скользить губами по ее нежнейшей коже. Она всегда так щедро принимает его, открываясь полностью, обвивая ногами бедра, чтобы прижаться еще плотнее…