Яся Белая - Цветы всегда молчат

Замок Берри-Померой близ Тотнеса, Девон, 1878 год

…Скрижаль захлопнулась, изображение, окружавшее зрителей со всех сторон, из-за чего казалось, что они сами находятся в гуще событий, исчезло, и невольные свидетели перевели дух.

Первым пришел в себя Гарфилд. Он посмотрел на Ленуа и Эрмиджа, как на чокнутых, и сказал, хмыкнув:

– Ну и что вы мне этим доказали… То, что у Ричарда было тяжелое детство, и так всем известно… Но про отца моего – здесь ни слова. Зачем вообще понадобилось это представление?

Заговорил Ленуа. Он стоял в просвете, образованном лунным сиянием, привалившись к стене и глядя перед собой невидящим взглядом. Голос его прозвучал глухо и отчужденно:

– Падение Цветка – явление чрезвычайное и весьма редкое. За убийство человека любым из нас – Садовником ли, Цветком ли – полагается очень строгое наказание. Эванджелин умирала долго и мучительно. Но самым ужасным для нее было то, что ее малыш останется один-одинешенек. Ведь она прекрасно знала, что собственному отцу он не нужен.

– Как же это? – тревожно прошептала Мифэнви, вцепившись в лацканы Колдерова сюртука. Она приподняла голову и неотрывно смотрела мужу в глаза, словно вопрошая именно его: – Ведь она же говорила своему отцу, что любит и любима?

Эрмидж хмыкнул:

– Вы, женщины, склонны принимать желаемое за действительное… Адам никогда не давал ей ложных надежд. Сразу сказал: единственная цель их сближения – зачатие ребенка. Ордену во что бы то ни стало нужен был Светлый. Но вам же, глупышкам, любовь подавай. Вот и пришлось ему применить Соблазн. Он так похож на обжигающую страсть, и подобное сходство не готов уловить тот, кто сам не прочь обмануться.

– Хорошо, так все и было: уж если Созерцатель говорит – значит, правда. Но я снова не понимаю, при чем тут я.

Эрмидж вздохнул.

– В ордене есть дурацкий обычай: Подмастерье должен отдавать своего первенца на воспитание Мастеру. Именно так, по Корневым Постулатам, появляются Привратники. И сын никогда не должен узнать, кто его отец. Но я с самого начала не хотел играть в эту игру. Тем более что твоя мать умерла от родильной горячки, потому что Адам даже не удосужился прислать Целителей. Подумаешь, какая-то Резеда, почти Сорняк. А я любил ее, мою крошку Ирму, у тебя, Гарфилд, ее глаза… – Эрмидж судорожно сглотнул и замолчал. Повисла напряженная тишина, прерываемая только взволнованным дыханием собеседников да редкими отдаленными шорохами. Наконец Уильям заговорил снова, слова пробивались, как сквозь вату: – Умирая, она сжимала мою руку и умоляла: «Не отдавай им нашего мальчика!» И я поклялся ей, понимаешь, поклялся! – заорал он, сжимая кулаки… И Мифэнви бросилась к нему.

– Успокойтесь! Все случившееся – ужасно! – сказала она, касаясь его руки.

– Нет, добрая девочка, – прорычал Эрмидж, зло сверкнув на нее глазами и отбросив ее ладонь, – ужасно – это то, что утром они пришли и забрали моего сына. Оставили меня выть от горя с мертвой женой на руках.

– Но…

– Убирайся со своим состраданием! Что ты знаешь о жизни, изнеженная принцесска!

Мифэнви буквально отлетела от него, Колдер поймал ее, привлек к себе и припечатал негодяя взглядом.

– Да-да, Гастон, что же ты стоишь?! Доставай свою Скрижаль! Напиши, что я ненавижу орден и желаю разрушить его. Разорвать в клочья эти Корневые Постулаты. Именно поэтому я нашел Ричарда и взял его на воспитание. Я хотел спровоцировать его, чтобы демон вырвался и начал все крушить. И тогда бы они убили его, и у них не было бы Светлого. Но они только остановили его… Словно мои близкие – никто! Их смерти снова были не в счет! И я затаился! Я ждал! Правда, недолго. Этот глупец, Адам, скоро предоставил мне шанс. Он собрался в Заоблачные Дали, уж не знаю зачем, но точно не за мудростью. И, как то и водится, передал бразды правления мне – своему помощнику. Вот тогда-то я и стал действовать. Я должен был уничтожить всех вас, юнцов, чьи головы забиты пустыми идеалами ордена, чтобы никто не мог встать у меня на пути… Но я взял в союзники не тех людей и проиграл… Что же ты, Гарфилд, убей меня! Лучше смерть, чем видеть такое презрение на лице собственного сына… Глупец… А ведь этот мир и трон Мастера-Дракона, все сокровища ордена – это могло быть нашим…

– Нет, – покачал головой Гарфилд, – я не стану тебя убивать. Для этого есть Отправители Наказаний… И ведь ты подставил Ричарда, а от… Адам, не глядя, подмахнул приговор… Нам нужно его спасать, и как можно скорее…

– Уже поздно, – отрешенно проговорил Ленуа. – Казнь началась…

И словно подтверждая его слова, с неба сорвалась необыкновенно яркая звезда. Мигнула разок и рухнула в разинутую пасть ночи. И внезапно стало темнее.

– Нет… О нет… – упавшим голосом вымолвила Мифэнви. – Неужели ничего нельзя сделать?.. – Она с неожиданной силой сжала руку Колдера.

– Можно! Джози – Алый Гибискус, Цветок Богини. Ей под силу пройти между мирами и вернуть любимого… – заверил расстроенную жену Грэнвилл.

Эрмидж расхохотался.

– Чтобы над ней не провели Обряд Очищения, Ричард попросил стереть ей память… Она и не вспомнит о нем… Какое уж тут спасать! – цинично ухмыльнулся он.

Но Гарфилд тут же стер эту наглую ухмылку увесистым ударом. Брызнула кровь. Мифэнви вскрикнула и упала в обморок.

– Уноси ее отсюда, – сквозь зубы прорычал Гарфилд. – Сейчас начнется Суд…

Колдер не заставил его повторять дважды и, подхватив бесчувственную Мейв, шагнул в пространственный коридор.

Графство Нортамберленд, замок Глоум-Хилл, 1878 год

Светало. Колдер Грэнвилл сидел в кресле у погасшего камина и потягивал бренди. Мифэнви он усыпил и уложил: ей нужен был покой после пережитого. А сам коротал остаток суток за рюмкой… Алкоголь не брал демонов, но сейчас нужно было отвлечься, но получалось плохо… В голове роились, клубились, свивались тысячи мыслей… И Садовники… Они чувствовали, если умирал собрат… В такие моменты казалось, что исчезает частичка тебя… А сегодня – не стало сразу двух. И пусть Уильям Эрмидж был мерзким типом и заслуживал смерти, но легче от этого не становилось, становилось пусто…

– Плесни и мне… – Бледный как смерть Гарфилд плюхнулся в кресло напротив. Смотритель Сада взглянул на Привратника с состраданием: вершить правосудие над собственным отцом, каким бы подлецом тот ни являлся, та еще задачка.

Они выпили в скорбном молчании. Потом Гарфилд, махнув головой, будто желал отогнать ненужные мысли, спросил:

– Где она?

– Второй этаж, третья дверь… Не разбуди, а то такой крик подымет: кузина у меня – громкая личность!

Гарфилд усмехнулся криво и невесело:

– Ничего, для этого есть беруши! – И на удивленный взгляд Колдера ответил: – У меня пять тетушек. И все живут со мной!