Елена Литвиненко - Кукла советника

Человек потоптался и, приволакивая ногу, пошел в мою сторону.

– Ты чего в замок не идешь? – спросил Тим, потеснив меня на бревне. Фонарь он поставил на высокий валун.

– Не хочу.

– Что случилось, Лира? Почему Алан в тюрьме, что вы с ним натворили? Как ты встретила графа? Что вы делали в Эйльре?

– Ты знал, к чему меня готовит его брыгово сиятельство?

Тим замолчал.

– Ты поверишь, если я скажу, что не знал? – грустно спросил он.

– Не поверю, – отрезала я.

– Я догадывался, – признался Тим. – Слишком уж специфические уроки приходилось тебе давать. Но надеялся, что ошибаюсь.

Я запрокинула голову, подставляя лицо моросящему дождю. Уголек недовольно щурилась, глядя то на меня, то на фонарь – пантере хотелось в тепло.

– Что это? – заметил Тим ссадину на губе. – Откуда?

– Подарок его сиятельства.

– Он тебя ударил? – поразился Тим. – За что?

– Ну… – покрутила я в воздухе рукой, подбирая слова. – Слишком много болтала.

Тим схватил меня за плечи и развернул к себе.

– Что ты не договариваешь? Лира?.. Скажи мне!.. Тебя не было двое суток! Ты все это время была с графом? Что он с тобой сделал?!

– Поцеловал, ударил, снова поцеловал, – перечислила я. – Технически, я все еще девственница, если ты об этом. – Рассказывать, что именно делал Йарра, язык не поворачивался. Стыдно.

– Боги… – прошептал Тим, прижимая меня к себе. – Маленькая моя… Тебе больно?

Светлые, сколько сожаления, сколько сочувствия было в его словах! Я снова разревелась, захлебываясь, некрасиво шмыгая, вываливая на Тимара все произошедшее за последние часы. Почти все.

Тим гладил меня по волосам, по спине, успокаивая. Пантера подошла с другой стороны и начала кружить вьюном, вытирая об меня бока – так она утешала.

– Пойдем домой, – поцеловал меня в висок Тимар. – Простудишься.

– Не хочу, – вцепилась я в его плащ.

– Лира, не глупи, – разжал мои пальцы Тим. – Граф тебя не тронет. Он прекрасно понимает, что тебе псалмы нужно зубрить, а не… Ну, ты поняла.

– А потом? – тоскливо спросила я.

– А потом суп с котом. Что-нибудь придумаем. Я не позволю ему тебя обидеть, кнопка.

– Тим, я люблю тебя.

– И я тебя, мелкая. Пойдем. Главное – не подставляйся, и все будет хорошо.

«Не подставляться» означало не попадаться графу на глаза. Вообще, совсем и никоим образом. Большую часть времени я пряталась в храме.

Служитель Мийс был в хорошем смысле шокирован моим прорезавшимся благочестием, а уж когда я – единственная на весь замок! – пришла на заутреню, да еще в платье! Он от восторга чуть кадилом мне по лбу не заехал, стараясь лучше окурить ароматным дымом. Мийс, кажется, даже не заметил, что большую часть служения я проспала с открытыми глазами.

Он же наставлял меня в слове Светлых, учил псалмам и молитвам, разъяснял непонятные места в Божьей книге. Ну как непонятные. Лично мне они были абсолютно понятны, только толковала я их логически, а не фанатично-религиозно. Еще месяц назад я не преминула бы поспорить, и, скорее всего, была бы изгнана из часовни, поливаемая освященным маслом, но сейчас я отодвигала критический взгляд на вещи подальше и запоминала, запоминала, запоминала…

– Не собираешься ли ты посвятить себя Светлым, дитя? – спросил Служитель Мийс, когда я вернула ему книги с жизнеописаниями святых и спросила, нет ли еще.

– В монастырь собираюсь, отче, – буркнула я.

– Неисповедимы дороги, ведущие к богам, – сделал благословляющий знак старый Служитель. – Кто бы мог подумать, что сорванец, воровавший из часовни виноград, вдруг вырастет в такую благочестивую девушку?

– Вы знали? – вырвалось у меня.

– Конечно, знал, – погрозил мне крючковатым пальцем Мийс.

– И все равно оставляли виноград на подоконнике?

– Дети – это птахи Светлых, – погладил меня по голове Служитель. – Свет в тебе, Лаура, жду тебя на вечерне.

Удивительный старик.

Я откланялась и чинно засеменила в свою комнату, прижимая к груди стопку книг: «Житие Светлой Серафимы», «Искушение Хийсы Темными» и сборник гимнов. Последний у меня так вообще настольной книгой уже стал. А также накроватной и заобеденной. Подподушечными были свитки с генеалогией правящих родов Лизарии.

… Боги, кто бы знал, как мне хотелось сорваться на бег! Содрать с головы этот брыгов чепец, украшенный двумя крахмальными рогами, цепляющими стены в узких коридорах, избавиться от иблисовых нижних юбок, хрустящих при каждом шаге!

Я не позволяла себе расслабиться. Держала лицо, спину, контролировала каждое движение. В монастыре мне придется прожить две недели, я должна стать образцовой послушницей, ничем не выдав истинную сущность. «Сучность», как выразилась Галия, вломившаяся в нашу с Тимом спальню, когда я принимала ванну, и разглядевшая синяки от поцелуев на шее. Это был первый раз, когда мы подрались. Могу с гордостью сказать, что я победила, несколько раз макнув ее в уже остывшую и не самую чистую воду.

– Дрянь! Змеюка! Гадина! Laurrie! – срывалась она на родное наречие. – Будь ты проклята!

– Идиотка, – рычала я, – себе его забери! Ты правда думаешь, что он мне нужен?!

– Убью! – заорала рыжая, замахиваясь кинжалом, дав мне чудесный повод выбить ей руку из сустава. – Ненавижу! Ненавижу тебя! – вырывалась она из рук стражников, которых позвал Тим.

– Маньячка больная, – шипела я, когда брат протирал настойкой прополиса мое плечо, украшенное глубокими царапинами.

– Она ревнует, – негромко сказал Тимар.

– Значит, еще и дура. Что такое laurrie, Тим?

– Речная гадюка с тиррохского.

– Сама она курица ощипанная! – возмутилась я.

Уголек, которую брат всю драку держал за хвост и загривок, не позволяя вмешаться, согласно скалилась.

Привыкшие к моим странностям слуги лишь перешептывались, встречая блеклую тень прежней меня в переходах замка. Серое платье, серая вуаль, серый чепец, скрывающий волосы. О волосах стоит рассказать отдельно – благодаря снадобьям Сибилла они росли как дурные, и теперь, спустя всего шесть недель, тяжелая грива доставала до талии. Голова от них болела – ужас как. И чесалась под чепцом неимоверно. А еще ослабленный усиленным ростом шевелюры организм требовал даже не есть – жрать! И я, не находясь в часовне, постоянно кусочничала – то жирная рыба, то горсть бобов или орехов. Я даже шпинат полюбила, хотя раньше он мне казался гадостной гадостью.

Единственным моим развлечением сейчас было пугать Старого Хозяина, возвращаясь со всенощной. Очень уж нравилось мне, разувшись, подкрадываться к призраку с тихим:

– Бу! – Я ему за все бессонные ночи, когда он, как приклеенный, стоял рядом, отомстила.

Мийс подарил мне ладанку с засушенным кончиком мизинца какой-то Светлой, обратившей в истинную веру племя дикарок, а потом, напоследок, так сказать, в качестве последнего их греха, ими же съеденной. Так вот, в первый раз призрак аж развоплотился, увидев у меня на груди эту подвеску, а я, не выдержав, погналась за тонкими струйками фиолетового тумана, пытавшимися забиться хоть в какую-нибудь щель.