Галина Гончарова - Против лома нет вампира

– Обещаю, – пожала я плечами. А почему бы нет? От обещания меня не убудет. Тем более что сроков мы не устанавливали. И потянулась за подносом. – А пока ты не расскажешь мне наконец, как очутился у Дюшки в гостях? Мы с тобой как-то ушли в сторону. Ты так меня огорошил своими картинами, что все остальное из головы вылетело!

Вампир был очень доволен комплиментом. Он ничего не говорил и не делал, но я ощутила его удовольствие как волну тепла, прошедшую по моей коже. Какие-то вампирские способности? Или не вампирские? Что было между нами вчера ночью? Что едва не убило меня и превратило кровь в моих венах в жидкий огонь? Это в нем – или во мне?

– Очень просто. Моя Княгиня одолжила меня ему. Княгиня Елизавета, так ее зовут. Она, кстати говоря, русская и ей около девятисот лет. Она тоже неплохо разбирается в искусстве. Это она инициировала меня. С тех пор я принадлежу ей. Как вещь. Игрушка. Так и было бы, но в одном я оказался ей неподвластен. В моих картинах. Она приказывала, чтобы я рисовал ее, – и я рисовал. Но я не могу рисовать под диктовку. Ты видела себя и свою подругу. Вы действительно такие. И я не смогу изобразить вас по-другому. Я могу лгать словами, но не картинами. Я рисовал ее портреты в самых невероятных костюмах или вообще без одежды, я искренне старался, но у меня никогда не получалось изобразить ее другой. Посмотри. Это нарисовано по памяти.

Я взяла еще один листок – и по коже у меня пробежала дрожь. На нем небрежными штрихами была выполнена обнаженная женщина. На этот раз – одна-единственная. Без зеркала. И без одежды. Обнаженная натура в полный рост, одна рука небрежно опущена на бедро, вторая вытянута в повелительном жесте. Она была красива. Очень красива. Волна волос, ниспадающая до колен, безукоризненное лицо, прекрасная фигура. Но было и что-то еще… При первом взгляде она казалась красивой. При втором – отвратительной. Как банан с червями. Красивая крепкая желтая шкурка, на вид кажется даже вкусным. А стоит начать чистить – и понимаешь, что ни потрогать, ни укусить нельзя. Стошнит. И даже от ее портрета веяло холодом и жестокостью. Я физически ощущала ее холодное непримиримое отвращение ко всему живому. И так же чувствовала, что эта женщина способна находить удовольствие в чужой боли. Если на портрете она такая же, как и в жизни, – это отвратительно! Не хотела бы я попасть к ней в руки. Но мне хотелось, чтобы она оказалась у меня в руках. Тогда я взяла бы осиновый кол – и вогнала ей прямо в сердце. За Даниэля.

– Ты понимаешь, – вампир внимательно смотрел на меня. – Ты не рисуешь сама?

– Нет. И я совершенно безграмотна в том, что касается искусства. Я не отличу Пикассо от Ван Гога, а Дали – от Левитана.

– Это мелочи. Ты можешь не отличить, но ты способна чувствовать, что хотел передать художник. Сейчас на твоем лице были отвращение и ярость. Что ты подумала о ней?

– Что она любит мучить людей.

– Верно. Но не только людей. Вампиров, оборотней, эльфов, троллей, всех, кто попадется ей в руки. Она испытывает наслаждение от чужой боли и ужаса, ей нравится унижать тех, кто зависит от нее… Мне это было отвратительно.

– Ты сказал ей это в лицо?

Я не слишком хорошо знала Даниэля, но мне вдруг показалось, что он способен на такое. И даже на большее. Вампир покачал головой. Каштановые волосы рассыпались волной по серому свитеру. Я подумала, что у Нади отличный вкус. Именно этот дымный оттенок больше всего подходил к глазам вампира и оттенял блеск его волос.

– Ну, я же не самоубийца. Я просто хотел, чтобы она все поняла. Я рисовал ее, но совсем не такой, какой она хотела видеть себя. А она умна, очень умна. Этого у нее не отнимешь. И она знала, что моими глазами на нее смотрят все остальные вампиры. И не только вампиры. Неприятно, Юля, когда кто-то знает о тебе всю правду. Она приказала мне ехать к Андре. Ему требовался художник – и я работал над клубом. Работал как одержимый! Мне нравилась эта работа! И, кроме того, мне хотелось остаться у Андре. Под его защитой. Андре тоже не самый лучший господин, но он не требовал бы от меня преклонения, обожания и ежечасного восхваления.

Я сомневалась в этом, но промолчала. И задала другой вопрос.

– Даниэль, а если бы она не захотела отпускать тебя?

– Андре мог бы обратиться к Совету. Если бы он предложил мне свою защиту, я принял бы ее. А Старейшины подтвердили бы наше решение. И Елизавета ничего не смогла бы сделать. Но она оказалась умнее. И ты нашла меня – таким. Это длилось уже восемь дней.

Мне вдруг стало холодно, и я обхватила себя руками. Восемь дней?! Высшие Силы! Да как он мог все это вытерпеть и не сойти с ума?!

– Меня мучили ради боли, а сумасшедшим боль не важна. Поэтому мне старались сохранить здравый рассудок. А боль можно причинить, и не слишком уродуя. Тем более что вампиры быстро регенерируют.

– Даниэль…

В моем голосе было искреннее сочувствие. Слов у меня не было, но кому нужны слова?! Даниэль отлично знал, что я здесь, я рядом, что в любую минуту я готова помочь и поддержать его. И что в этом бою мы будем сражаться рука об руку. И я не ударю его в спину. Экзальтированных дамочек и любовниц хватает во все времена. А вот настоящие подруги, с которыми можно и коня на скаку остановить, и в горящую избу вместе войти, встречаются гораздо реже.

Несколько секунд в комнате висело молчание. Потом я рискнула озвучить вопрос.

– Это она приказала так поступить с тобой?

Даниэль опустил голову. Длинные волосы скрыли его лицо. Но если он хотел так спрятаться от вопроса, то просчитался. Я осторожно отвела локоны в сторону – как занавес, и на меня хлынул свет его серых глаз. В них были печаль и память о пережитой боли.

– Да или нет, Даниэль? И если да – зачем ей такие сложности? Почему она не стала пытать тебя среди своих? Она же никому не обязана отчетом в своем доме? Зачем посылать тебя к другому Князю? У нее не хватает палачей?

– Елизавета – очень старый вампир. Примерно девятьсот лет. Это много, Юля. Очень много. И она очень сильна. Она создала меня, и я принадлежу ей. Но я тоже стар. И у меня есть хороший друг.

– И что?

– Его зовут Мечислав. Он русский. Ему больше семисот лет – и он силен. Он очень силен. Потенциально даже сильнее Елизаветы.

– Потенциально?

– Сейчас он не справился бы с ней. В будущем, лет через триста, может, чуть больше или чуть меньше, он сможет уничтожить ее – и ничего не почувствовать при этом. Как ты – ты еще не стала такой, как на портрете. Потенциально ты очень сильна. Но пока твоей силы хватило только на то, чтобы смотреть в глаза Андре. Гипноз на тебя все равно действовал.

– Только до первой боли.

– Ты мне расскажешь потом об этом?

– Расскажу.

– Хорошо. Итак, Мечислав. Около шестисот лет назад он смог разорвать все связи и стать ронином.