Елена Звёздная - Все ведьмы – рыжие

Резкий поворот к Стужеву, и мой злой голос:

– Не смей угрожать Ромочке! Не смей больше, понял?! Ты достал, Стужев! Ты достал, тайны ваши достали, ситуация тоже!

Орала я знатно! Наверное, и стекла дребезжали. И только полуголый Князь, ничуть не испугавшись, шагнул ко мне с вопросом:

– Что-то еще?

Зря спросил. Очень зря.

– Стой, где стоишь, злодеюка фольклорная! – прошипела я.

Стужев улыбнулся и сделал еще шаг со своим семейно-неизменным:

– Я предупреждал.

Еще шаг в мою сторону. Я психанула, шагнула к нему и прошипела:

– Я тоже!

Стужев вновь мягко сделал шаг, плавный такой, вот только был он без майки, и было заметно, как под кожей мышцы перекатываются, а это пугающе выглядело, и произнес:

– Маргош, нужно поговорить.

Что, правда? Быть не может!

– Психотерапевта себе найми с ним и разговаривай! – окончательно сорвалась я.

– Я подумаю над этим вопросом. – Угрожающий тон и еще один шаг.

Злая, я прошипела:

– Не подходи ко мне!

Шаг, и оказавшись вплотную ко мне, так что между нами пространства вообще не осталось, Стужев прошептал:

– Что-то еще, Маргош?

– Сволочь яойно-фэнтезийная! – Я даже на носочки поднялась, чтобы ему слышнее было.

Князя перекосило, и он прошипел:

– Я предупреждал, Марго.

Приподнявшись по максимуму, я заорала:

– Оскорбляла, оскорбляю и оскорблять буду, шантажист хренов!

Взбешенный Стужев склонился и прошипел в ответ:

– Шантажировал, шантажирую и буду шантажировать, ведьма безголовая!

На секунду опешив, я возмущенно заорала:

– Это я безголовая? Да на моем месте у любой бы крыша поехала, зараза ты, совести напрочь лишенная!

От обоснованных обвинений Князя перекосило окончательно. Он набрал воздуха, чтобы что-то ответить… резко выдохнул, почему-то огляделся, затем вновь посмотрел на разъяренную меня и вдруг… Это было подло! Это было реально подло, но теперь я знаю, почему поцелуи придумали – потому что сказать нечего было! Совсем нечего! Именно об этом я и думала первые две десятые доли секунды, пока Стужев стремительно склонялся надо мной, а потом…

Сначала в голове потемнело, потому что я зачем-то закрыла глаза… Потом такое ощущение, что меня накрыло тайфуном, когда его губы смяли мои в решительном поцелуе… и земля убежала из-под ног… Сердце начало стучать как сумасшедшее! Хриплый стон Князя, и дышать становится нечем из-за крепких, почти болезненных объятий, а мои ладони скользят по его плечам, и от этого крышу срывает окончательно. Мы проваливаемся куда-то и падаем, его рука на моем затылке, запутавшись в волосах, не позволяет прервать это безумие, а губы не дают даже возможности подумать об остановке. И мы несемся куда-то вдаль, где он пьет мои поцелуи, так жадно и страстно, что это сносит ураганом любые мысли… Треск ткани, обжигающее касание и умопомрачительное скольжение его ладони по моему телу… Мой стон, и стан выгибается, стремясь ощутить кожей его тело, прижаться, слиться, придав остроты экстазу страстного омута, в который затягивает с головокружительной скоростью…

Звон!

Звук падающего стекла, и, как стеклянный дворец, рассыпается блаженное ощущение абсолютного счастья… Остаюсь я, испуганная и застывшая, Стужев, тяжело дышащий, с бисеринками пота на идеальном теле, и его рука… в моих джинсах!

Секундное осмысление ситуации!

Мгновенное осознание!

И я испугалась. Я действительно испугалась. А кто бы не испугался! Я целовалась с Алексом Стужевым! Да что там целовалась – я лежала на постели, без майки и с расстегнутым бюстгальтером, а кое-кто замер на моменте вторжения в застежку ширинки! И я тяжело дышала тоже, и сердце билось где-то в районе шеи, едва из груди не выпрыгивая! И губы горели, и щеки, и совесть со стыдом так же!

А Князь, с трудом оторвав взгляд от меня, вдруг прорычал:

– Кто?!

Я вздрогнула всем телом.

Но тут, откуда-то из района окна, раздалось растерянное:

– Это мы…

– Белки…

А потом уверенное такое:

– Отдай нашу ведьму!

Стужев зарычал.

И я пришла в себя окончательно. Зло посмотрела в потемневшие глаза разъяренного Князя и прошипела:

– Руку убрал!

Проблема в том, что он ее как раз убирал, видимо, собираясь послать в белочек что-то убийственно-магическое, но после моих слов… засунул обратно! Глубже еще! На самое-самое место! И выражение у него на лице было такое – нагло-упрямо-решительное.

– Руку убрал, кобелина яойная! – заорала я.

А от окна раздалось:

– Отдай ведьму, Кощей!

И рука Стужева дернулась, а сам он сквозь зубы прошипел:

– Все, достали!

Он так это сказал! Убийственным тоном таким! И мне так белочек жалко стало, что едва ладонь начала покидать запретную территорию, я решительно сказала:

– Засунь обратно.

Александр застыл, потрясенно глядя на меня. И мир поплыл снова, едва его пальцы скользнули по совсем уж неприличным местам. По щекам огнем прошелся стыд, сердце зашлось в бешеном ритме, и я откровенно взмолилась:

– Все, высуни!

Замер. Сердце бьется так, что я его удары ощущаю, дыхание срывается, в глазах что-то пугающее. И он с этим пугающим медленно, как завороженный, склоняется к моим губам….

А от окна писклявый хор:

– Отдавай нашу ведьму!

Никакой личной жизни с этими белками! С другой стороны, какая личная жизнь, меня тут самым наглым образом бессовестно домогаются! И тут Князь хрипло произнес:

– Я в жизни так никого не хотел…

– Убить? – предположила я, старательно пытаясь прийти в себя.

Стужев не ответил, он пристально смотрел в мои глаза, пытаясь отыскать там что-то непонятное и не находя. Явно не нашел, потому что лицо становилось все злее, губы сжимались в две тонкие линии, а глаза сужались. Но проблема в том, что я тоже злилась, и злилась все сильнее! Рот он мне закрыл поцелуем, пикапер анимешный! Подловил в момент ярости и воспользовался ситуацией! Сволочь! Просто сволочь!

– Маргош, – голос с рычащими нотками, – кто я, по-твоему?

Глупый вопрос.

– Сволочь бессердечная и кобелина яойная, – предельно честно ответила я.

– Зар-р-раза! – прорычал Стужев.

Я улыбнулась и уже хотела ответить, как Князь стремительно освободил ладонь, взмах в сторону окна, и тысячи осколков закружились в сверкающем вихре. От удивления я приподнялась, потрясенно глядя на блестящие в свете солнца кружащиеся осколки. Последние, превратив светлицу на мгновение в филиал дневной дискотеки, вдруг метнулись к окну и застыли цельным, совершенно без трещин даже, стеклом. В следующее мгновение на все три окна легла полупрозрачная сеть, мерцающая зеленоватыми всполохами. А рука Стужева властно легла на мои джинсы.

– Так, – хриплый голос очень недобро прозвучал, – нам нужно поговорить, Маргош. А для того, чтобы это был действительно разговор, – я, испуганно глядя на Князя, нервно поправила бюстгальтер, – не дергаешься!