Елена Пронина - Ты нужен мне, Дракон!

Первое, что делаю после пробуждения – снова пытаюсь наладить контакт с Ефимом. Похоже, он чувствует себя чуть лучше, чем вчера: мелькают достаточно четкие обрывки образов, но цельной картины нет. От попытки докричаться до мужа, который будто оглох, начинает болеть голова, появляется тошнота. Не исключено, что мне просто передалось его состояние – так бывает. Понимаю, что вразумительного ответа от Ефима не дождусь, и прерываю контакт.

Еще пока довольно рано, и не хочется никого тревожить, но я больше не могу мучиться от неизвестности. Решаюсь выйти на контакт с Алей. Девушка она чудесная, и мы с ней сразу нашли общий язык, понравились друг другу. Но из-за непродолжительного знакомства тесной телепатической связи не наладили. Общались обычно через Ефима. Поэтому я не уверена в успешности моего эксперимента. Но попытаться должна.

Я стараюсь максимально точно воскресить в памяти образ девушки, хотя понимаю, что за 10 лет она, вероятно, изменилась. Стройный стан, почти прозрачная кожа, легкие, словно пух, светлые волосы, создающие вокруг головы девушки своеобразный ареол, огромные голубые глаза. Чистая, светлая, легкая, словно струя свежего воздуха.

– Аля! – зову беззвучно, проникая на полторы тысячи лет вперед.

– Лиза! – слышу ответный зов. Такое впечатление, будто Аля тоже искала связи со мной, поэтому контакт и состоялся так быстро.

Мимолетное приветствие, и мы сразу же переходим к обсуждению вопроса, который нас обеих тревожит – состоянию Ефима.

– Ты когда в последний раз видела Ефима? – спрашиваю. И поясняю: – Он не вернулся.

– Он здесь, – отвечает Аля. – Я его и сейчас вижу.

– Слава Богу! – говорю. – Боялась, его забрали за его подпольную деятельность и что-то нехорошее с ним сделали. Он в порядке?

– Боюсь, что нет. Не знаю, что с ним происходит. Кажется, его отравили или что-то подобное с ним сделали.

– Кто? Как?

– Сама не знаю. Вчера вечером пыталась с ним связаться и не могла. Только касалась его сознания, как появлялись ощущение, что погружаюсь во что-то липкое и вязкое, темное. Пошла к нему, надеясь, что он дома или придет домой. Вернулся ночью. На себя не похожий. Злой. Общаться с ним можно было только голосом, сознание было каким-то раскисшим. Наговорил мне гадостей. Медиков вызывать запретил. Потом его вытошнило. Он свалился на диван и заснул. Не раздеваясь, в обуви. Сейчас бледный, тошнит его, голова болит. Пахнет от него неприятно как-то, и вчера неприятно пахло, но сегодня хуже. Изо рта. И по-прежнему телепатически общаться не может, только словами. Что делать? Вызывать медиков или его послушаться?

– Не надо медиков. Мне эти симптомы знакомы. Вчера он был пьян, сегодня от похмелья мучается. У вас там есть аспирин, цитрамон или что-то подобное?

– Это лекарства такие? Я их не встречала. Подобные, может, и есть, но я их не знаю. Но лекарства у нас все равно только медики дают.

– Ясно. Рассол ему дай выпить из-под капусты. Или чай с лимоном. Или апельсиновый сок. Ему сейчас витамины нужны. И пусть вообще пьет больше, чтобы токсины из организма быстрей вывести. Восстановится к обеду, думаю.

– Хорошо, все сделаю.

– Спасибо. И отправь тогда его домой, когда окончательно в себя придет. Скажи ему, чтоб со мной связался, когда сможет.

– Конечно.

Мы попрощались. Я тяжело вздохнула и подняла голову, встретившись с расширенными от ужаса глазами сына.

– Что с тобой, Мирик? Чего ты испугался?

– Папа не умрет? Он не разучится разговаривать мыслями?

– Не переживай, ничего с ним не случится. Он просто выпил лишнего. Протрезвеет, придет в себя и снова начнет общаться телепатически. Не хуже, чем раньше.

– Алкоголь убивает, я знаю. Дедушку убил и папу убьет.

– Дедушка был другим, слабым, а папа сильный. И он больше не будет пить, это случайно произошло. Поэтому с ним ничего не случится. Все будет хорошо. Ты мне веришь? – Я взяла Мирослава за плечи и заглянула ему в глаза, посылая успокоительные импульсы.

– Верю! – кивнул Мирослав.

– Вот и отлично! Или умывайся и приходи на кухню, будем завтракать.

Кое-как успокоив сына, я пошла готовить омлет и какао. Сама я спокойна не была. Вспомнила, как погиб папа, замерзнув на скамейке в парке. Заснул зимой пьяный. И все из-за этого профессора! Не зря мама предупреждала, что он принесет в нашу жизнь беду!

Если бы Дракон не перенес меня в будущее, родители не переживали бы так сильно из-за моего исчезновения. Когда я пропала, мама тронулась умом, а папа запил.

Потом мама почти пришла в себя, только иногда на нее находят приступы. Врачи говорят, похоже на шизофрению. Ошибаются. Я слушала мысли шизофреников, и слышала мысли мамы. Они разные. Мама не сумасшедшая. Ее приступы похожи на вхождение в транс. В это время она бывает очень испугана, и говорит, сама плохо себя понимая, какие-то страшные вещи. Раньше она боялась, что мне навредит огненный человек. Но в последнее время она говорит, что огненный человек потеплел, что он не друг, но и не враг. В транс она впадает редко, лишь в стрессовых ситуациях, но на работу ее никуда не берут.

Отец не перестал пить и после моего возвращения. Вероятно, не мог перенести то, что мама стала странной, не такой, как другие. И вот уже два года его с нами нет.

– Бабушке плохо, – сообщает Мир, появляясь в дверях кухни.

Поспешно направляюсь в комнату мамы. Мы уже давно живем все вместе с том самом доме, который оставили в наше пользование Дракон и Саламандра. Он большой, с бельэтажем и огромным подвалом, в котором раньше была лаборатория. Сначала мама отказывалась переезжать сюда, говоря, что огненные люди – порождение дьявола, и что резиденция дьявола никогда не станет ее домом. Но потом, когда побывала здесь, согласилась, что темной энергии здесь нет, и вообще жилье это довольно комфортное и теплое. Да и Дружок, который недавно покинул этот мир и, наверное, теперь гуляет по радуге, тоже быстро привык к особой атмосфере этого домовладения, признав, что особый запах, оставшийся после пребывания здесь инопланетян, не такой уж и страшный.

Мамина комната находится в бельэтаже. Мама стоит на верхней лестничной площадке, вжавшись в стену и выставив перед собой руки.

– Не подходи! – кричит она в пустоту. – Не морозь меня! Уходи! Иначе я сожгу тебя, растоплю!

Я взлетаю по лестнице и обнимаю маму. Она сразу расслабляется и жалуется мне:

– Ледяной человек близко. Ледяной человек хочет выморозить наши души. Не пускай ледяного человека, он несет смерть! Ледяной человек опаснее огненного. Пусть придет огненный человек и прогонит ледяного! Позови его, позови!

Я прижимаю мамину голову к груди, глажу ее седые волосы, шепчу что-то бессвязное, что приходит на язык, целую в макушку, пока она, наконец-то, совсем не успокаивается. Как это часто бывает после подобных приступов, она чувствует себя обессиленной, ее клонит в сон. Я провожаю ее в комнату, укладываю в постель. Ухожу за завтраком. Но когда возвращаюсь с подносом, мама уже спит. Я ставлю поднос на тумбочку и выхожу на площадку. Меня шатает. Вероятно, на вывод мамы из транса я потратила слишком много энергии. На этот раз больше, чем обычно.