Стефани Гарбер - Однажды разбитое сердце

– Знаю, как это звучит, но Люк любит меня. Я полагаю, на него наложили проклятье. Мы не говорили с тех пор, как объявили новость о помолвке, и он даже не желает меня видеть. Не знаю, как ей удалось, но я уверена, что это дело рук моей мачехи.

У Эванджелины не было на руках никаких доказательств того, что Агнес – ведьма и околдовала Люка. Но она ни капли не сомневалась в том, что мачеха прознала об их отношениях и желала, чтобы Люк и титул, который он однажды унаследует, достались ее дочери.

– Агнес возненавидела меня с тех пор, как умер мой отец. Я пыталась поговорить с Марисоль о Люке. Не думаю, что она в отличие от моей мачехи способна намеренно причинить мне боль. Но всякий раз, когда пытаюсь открыть рот и завести этот разговор, слова не выходят, как будто они или я сама тоже прокляты. Поэтому я здесь, молю о помощи. Сегодня состоится свадьба, и мне нужно, чтобы ты ее остановил.

Эванджелина открыла глаза.

Безжизненная статуя никак не изменилась. Она знала, что статуи обычно не шевелятся. И все же не могла отделаться от мысли, что он должен был хоть как-то отреагировать: сдвинуться, заговорить или хотя бы поводить своими мраморными глазами.

– Пожалуйста, ты ведь понимаешь, каково это – жить с разбитым сердцем. Прошу, помешай Люку жениться на Марисоль. Спаси мое сердце, чтобы оно не разбилось вновь.

– Какая патетическая речь. – Два медленных хлопка раздались вслед за неторопливым голосом, прозвучавшим почти в метре от нее.

Эванджелина резко обернулась, и кровь отхлынула от ее лица. Она не ожидала увидеть его – парня, что рвал на себе одежду в дальнем углу церкви. Хотя ей с трудом верилось, что перед ней стоит тот же самый человек. Ей казалось, что парень тот бился в агонии, но он, по всей видимости, вырвал всю свою боль вместе с рукавами пальто, остатки которого теперь клочьями висели поверх полосатой черно-белой рубашки, небрежно заправленной в бриджи.

Он сидел на ступенях помоста, лениво прислонившись к одной из колонн и вытянув свои длинные худощавые ноги. Его волосы отливали золотом и были взлохмачены, чересчур яркие голубые глаза налились кровью, а уголки губ – слегка вздернуты, будто юноша чем-то недоволен, но при этом находил удовольствие в той мимолетной боли, которую причинил ей. Он выглядел скучающим, богатым и жестоким.

– Хочешь, я встану и покручусь, чтобы ты могла всего меня рассмотреть? – дразнил он.

Щеки Эванджелины мгновенно окрасились румянцем.

– Мы в церкви.

– При чем здесь это? – Одним изящным движением молодой человек полез во внутренний карман своего изорванного бордового пальто, достал чистое белое яблоко и откусил один кусочек. Темно-красный сок стекал с фрукта по его длинным бледным пальцами, а затем – на нетронутые мраморные ступени.

– Прекрати! – Эванджелина не хотела кричать. Она, может, и не стеснялась незнакомых людей, но обычно избегала ссор с ними. Но с этим бесцеремонным юношей это, похоже, не работало. – Ты проявляешь неуважение.

– А ты молишься бессмертному, который убивает каждую девушку, которую целует. Неужели считаешь, что он заслуживает какого-то почтения?

Грубый молодой человек подкрепил свои слова еще одним укусом яблока.

Она старалась не обращать на него внимания. Пыталась изо всех сил. Но словно какая-то жуткая магия овладела ею. Вместо того чтобы уйти, Эванджелина представила, как незнакомец вместо своей закуски захватывает ее губы и целует своим фруктово-сладким ртом, пока она не умрет у него на руках.

«Нет. Этого не может быть…»

– Ты снова пялишься, – промурлыкал он.

Эванджелина тут же отвела взгляд, обратившись в сторону мраморной резьбы. Несколько минут назад от одного взгляда на губы этой фигуры у нее замирало сердце, а теперь он казался обычной статуей, безжизненной по сравнению с этим порочным молодым человеком.

– На мой взгляд, я гораздо красивее. – Внезапно молодой человек встал прямо рядом с ней.

В животе у Эванджелины затрепетали бабочки. Напуганные. Бешено машущие и сильно хлопающие крыльями, они служили предупреждением, что нужно убираться оттуда, уносить ноги, спасаться бегством. Но она не могла отвести взгляд.

Вблизи он был неоспоримо притягателен, а еще – выше ростом, чем она предполагала. Парень искренне улыбнулся ей, отчего на щеках его выступили ямочки, которые на мгновение сделали его похожим скорее на ангела, чем на дьявола. Но Эванджелина поразмыслила, что даже ангелам стоит остерегаться его. Она представила, как он, блистая этими коварными ямочками, обманом заставляет ангела отказаться от крыльев, чтобы поиграть с перьями.

– Это ты, – прошептала она. – Ты – Принц Сердец.

Принц Сердец откусил последний кусочек от яблока, прежде чем оно упало на пол и забрызгало все красным соком.

– Люди, которым я не по душе, зовут меня Джекс.

Эванджелина хотела сказать, что он вовсе не неприятен ей и даже напротив – нравился больше остальных богов и богинь Судьбы. Но это был не тот Принц Сердец, страдающий от любви, которого она себе представляла. Джекса трудно было назвать ожившим воплощением разбитых сердец.

Неужели все это было лишь злой шуткой? Ведь Мойры якобы исчезли с лица земли много веков назад. Однако все, что носил Джекс, – от его развязанного шейного платка до высоких кожаных сапог – было подобрано по последней моде.

Ее глаза метались по белой церкви, словно друзья Люка могли в любой момент ворваться сюда, чтобы поглумиться над ней. Люк был единственным сыном знатного господина, и пусть он никогда не давал повода считать, будто этот факт играет какую-то роль для Эванджелины, молодые люди, с которыми он водил компанию, считали ее недостойной. Отец Эванджелины владел несколькими лавками по всей Валенде, поэтому ее семья никогда не бедствовала. Но не принадлежала высшему слою общества, как Люк.

– Если ищешь выход, потому что образумилась, я не стану тебя останавливать. – Джекс закинул руки за свою златовласую голову, прислонился спиной к статуе самого себя и усмехнулся.

Ее живот тревожно сжался, предупреждая, что не следует обманываться его обманчивой улыбкой с ямочками или рваной одеждой. Он был самым опасным существом из всех, кого она когда-либо встречала.

Эванджелина не думала, что он убьет ее, – она бы никогда не пошла на такую глупость, чтобы позволить Принцу Сердец поцеловать себя. Но знала, что если останется и заключит сделку с Джексом, то он навсегда уничтожит какую-то ее часть. Но Люка по-другому было никак не спасти.

– Какова будет цена твоей помощи?

– Разве я сказал, что помогу тебе? – Его взгляд остановился на кремовых лентах, что тянулись от туфель вверх по ее ногам, обвивая лодыжки и исчезая под подолом юбки. На ней было одно из старых платьев матери, расшитое узором из бледно-фиолетового чертополоха, крошечных желтых цветков и маленьких лисичек.