Виктория Соломина - Домовой для недотроги

– Не скажешь – уверенно и уже с большим смешком ответил он, и я заметила его белоснежные зубы – Но боюсь, уйти не получится.

– Что значит, не получится? Вызову полицию, быстренько уберешься – Я, конечно, блефовала, мне самой нельзя светиться где бы то ни было, тем более в полиции, но он-то этого знать не мог.

– Вызывай – спокойно и уверенно ответил он, будто знал, что я не могу так сделать. – Все равно успехом это не увенчается, но хоть повеселимся. Мне тут за два года, ой как скучно было. А от скуки я шалить начинаю.

Разговор зашел в тупик. Вроде он не проявляет агрессии, может пусть живет? Промелькнула шальная мысль. Нет, ну а что. Мужик в доме, всегда полезно. Те же самые дрова колоть я-то сама не смогу, или починить что. Неужели всегда буду по соседям бегать? А так, можно представить его своим братом и жить вместе…Ага, только не забывай, что «брат» твой – мужчина. Что будешь делать, когда он захочет кровосмешения? Или как он там сказал? «Пошалить» от скуки. Кто знает, как он любит шалить? Чем отбиваться от него будешь? Вилами? Или снова практиковать равнодушие, как с Русланом. Меня передернуло от воспоминаний.

– Пожалуйста, уйди, а? Хочешь я тебе денег дам? На первое время хватит и…

– Я не могу уйти, я привязан к этому дому – перебил он меня и я от растерянности посмотрела на его ноги, пытаясь увидеть там цепь, хоть и понимала, что он выражается образно, но при этом успела разглядеть безволосые мышечные конечности. – Послушай, чем раньше ты мне поверишь, тем легче нам будет жить вместе. Я – Домовой и живу в доме.

– А Леший где? – язвительно спросила я. – Он тоже с нами жить будет? И Кикимора?

– Нет, они в лесу живут. Тебе повезло, что в доме нет кикиморы. Заведется, не избавишься – совершенно серьезно ответил мужчина, чем еще больше меня разозлил и напугал одновременно. Он псих. А может даже мы оба. Может в этом доме какая-то энергетика, сводящая людей с ума? У меня вилы «убегают», этот «домовой».

Я хихикнула раз, другой, потом засмеялась уже сильнее, слезы лились из глаз, но меня не отпускало. Давно я так не хохотала. Да, вообще-то, никогда. Сейчас мой смех был с нотками истерики, в ней сосредоточилась вся боль последнего времени. Постепенно успокоившись, и вытерев глаза, я посмотрела на все еще серьезного мужчину.

– Полегче? – участливо, но с неизменной ухмылкой спросил он.

– Будет легче, когда ты уберешься. Я и без тебя с ума схожу.

– Ты не сходишь с ума, это я вилы убирал, не понял сразу, что они тебе нужны для спокойствия. И ночью я к тебе приходил, как видишь, ничего страшного не случилось. И руки твои я вылечил, и лестницу починил, ну и так по-мелочи. Я еще слабенький пока, все-таки без хозяев жил так долго, но со временем я сильнее стану, помогать тебе по дому буду.

– Этого не может быть! Домовых не существует! – Он снова улыбнулся одним уголком губ.

– Теперь понимаю Воланда. Это действительно необычно, когда тебе в лицо говорят, что тебя не существует.

– М-м-м…домовые «Мастер и Маргарита» читают – с сарказмом спросила я.

– Читал, все читал, что у твоей бабушки было. Не все было интересно, особенно «Комсомолка», но от скуки спасала. Правда, Булгаков интереснее всего, ближе мне…по духу. А ты думала мы невежды? – спросил он без обиды в голосе.

– Я не думала про Домовых вообще. Но вот, что я скажу, у тебя психическое заболевание, тебе надо в палату, там ждет Наполеон – я старалась говорить мягко, ведь судя по фильмам психи легко возбудимы. А еще сжала покрепче черенок в своей руке, вдруг все же не мой голос, а сами слова спровоцируют его. А еще я слышала, что, не смотря на свои расстройства, психи умеют быть весьма изобретательными, наверно так он и убирал вилы и огонь разводил, пока я уходила и остальное его рук дело. Только свои сны мне не удалось охарактеризовать. Но и тут возможно, он мне подсыпал какие-то галлюциногены в чай, а потом и правда разговаривал со мной ночи напролет. Я могла представить, пусть и в самых смелых фантазиях, мужчину в своем доме, но мужчину-психа! Это опасно, это безрассудно, это может стоить мне здоровья или даже жизни. Поэтому как бы я не жалела этого симпатичного мужчину, надо его выдворить из своего дома. – Как тебя зовут? – обреченно спросила я.

– У меня нет имени, кроме Домовой. – ну вот опять, гнет свою линию.

– Значит, я придумаю тебе имя.

– Как пожелаешь, хозяйка.

– О, теперь я уже и хозяйка?

– Была и будешь, пока не появится новая или новый владелец дома. Кстати, ты про мужа говорила. Хозяин-то, когда придет? – Даст Бог – никогда, промелькнуло в моей голове.

– А вот вечером будет и выгонит твою наглую морду отсюда.

– Прекрасно, вечером, так вечером. – и он развернувшись, пошел, а я увидела на его спине рубцы, как от плетки. Домовой? Ну-ну. Если я и была близка к тому чтобы поверить в этот сверхъестественный факт существования Домовых, то теперь мысленно костерила себя, на чем свет стоит. Ты наивная дурочка, Арина! Как можно было поверить в этот бред? И если бы не эти шрамы, ты бы выглядела полной идиоткой, когда поверила ему. Ну не может быть, чтобы у домового были шрамы.

– Эй, ты куда пошел?

Его голова показалась в проеме.

– Печку затопить, холодает этим летом рано, к вечеру почти заморозки будут, надо протопить немного.

Я не знала, что ответить, поэтому так и сидела на кровати, даже когда он скрылся из виду. Не могу же я его выталкивать из дома. Моих сил все равно не хватит, да и лучше не прикасаться к его обнаженному торсу, мало ли где его закоротит. Не знаю, сколько я сидела, так и не выпуская вилы из руки. Он вернулся.

– Хозяину я не буду показываться, не переживай.

Я снова нервно хихикнула и подняла на него глаза.

– И где же ты будешь прятаться? В сарае?

– Нет, в сарае я не буду прятаться. Я просто сделаю так.

Он сделал какой-то жест наподобие щелчка пальцами и…исчез. И вот сейчас бы обморока бы мне повторно, да подольше, но нет, как обычно, когда его так хочется, его нет.

– Д-д-домово-о-ой. – заикаясь произнесла я.

– Теперь веришь? – раздался голос с того места где он стоял, но там было пусто.

Он тут же снова появился, плавно так, сначала был полупрозрачный, сквозь него я видела дальнюю стенку, а потом снова стал плотный и настоящий.

– Но к-к-как, п-почему? – тысячи мыслей метались в моей несчастной голове, но сильнее всего набатом стучало «это диагноз».

Он медленно и осторожно подошел к моей кровати, словно боясь меня напугать, и сел в ногах.

– Ну, во-первых, уясни сразу – ты не выжила из ума, тебя не надо запирать в этот дом с Наполеоном.

– Т-ты ч-что еще и м-мысли ч-читаешь?

– Нет. – ухмыльнулся он. – На твоем лице и так все написано.

– Ха. – только и смогла сказать на это. Меня два года «дрессировали» не показывать ни своих чувств, ни своих мыслей. Ну тут он прав, с ним я прокололась, расслабилась без бдительного ока Руслана.