Лило Грин - Мрачные сказочки Гренлока

Сдав же выпускные экзамены и защитив дипломный проект, можно получить низшую ступень нума. Тогда тебе будут доступны разного рода мелкие манипуляции, а более сложные и энергозатратные – только под наблюдением куратора (альговея). Нормальные студенты, такие, как и я, подыскивали кураторов заранее, чтобы потом не пришлось полвека исполнять прихоти какой-нибудь сумасбродной ведьмы, пока тебе, наконец, не дадут возможность обрести самостоятельность и отвечать за свои проступки исключительно перед Орденом. У Ордена, естественно, были свои рыцари. Эта особого рода полиция, в народе лениво именуемая «магической», маячила тут и там и имела свойство появляться в неожиданных местах с недобрым прищуром во взгляде. У рыцарей ордена на отворотах рубашек можно было заметить латунные типсы, изображающие глаз. В остальном они одевались, как все, с явной целью обескураживающего появления перед нарушителями.

Но я отвлеклась. Произошло нечто!

Это случилось полтора месяца назад, в конце марта, когда всем нам выдали задание на дипломный проект, которым должно было стать зелье высшего уровня. Я догадывалась, что у меня будут проблемы, поскольку куратор нашего потока – нума Антинуйя, дряхлеющая мадам с невероятно высокой прической по моде прошлого века, была в некоторой вражде с моей усопшей бабуленькой. Это, если честно, скромно сказано, потому что об их сумасбродных баталиях писали в Гренлокском вестнике еще лет пятьдесят назад. Журналисты следили за животрепещущими событиями, не успевая придумывать меткие комментарии и определения изворотливой и остроумной мести бывших подруг. Что они только не натворили, не поправ, меж тем, ни одного правила из Свода (вот чему стоило бы поучиться). И когда одна из соперниц отошла в мир иной, а я осталась без защиты, у нумы Антинуйи сложилось настолько сладостное выражение счастья на лице, что первые три года она не проявляла по отношению ко мне никакой агрессии. А после кто-то обнародовал бабулины мемуары, где в выражениях, каких стеснялись репортеры, было описано все, с чего началась эта памятная вражда. Случилась эта напасть аккурат за пару недель до выдачи задания. Никогда я так сильно не расчесывала лицо от волнения. Дошло до того, что Сэйни, моя подружка и соседка, начала тайно капать яд своей фамильярной бабочки, то есть бабочки-фамильяра, мне на пальцы, чтобы я перестала тянуть их к лицу. Сволочь она, конечно, но спасибо ей – это подействовало. После этого я начала барабанить пальцами по всем поверхностям, зато с чистой рожей, по меткому замечанию Сэйни.

И вот настал сей памятный день. Я получила свое задание и нервно сглотнула. Мои худшие страхи были оправданы. Ведьма решила не только сорвать мою выпускную работу, но и прилюдно опозорить. Буквы в моих глазах перемешались. Остановились, побегали еще немного и снова замерли, нарочно издеваясь. Я силилась вспомнить приличное ругательство, но у меня не хватило бы букв, способных выразить всю степень моего возмущения.

Уна, моя вторая подружка, быстро подхватила меня под локоть и потащила за парту. Я сидела с перекошенным лицом еще долго, чувствуя всеми фибрами души гаденькую ухмылочку на лице нумы Антинуйи, которая как следует любовалась произведенным эффектом. Нет, решительно, таких ингредиентов мне не достать! Я провалю защиту и меня выпрут из ГУТСа, посмеиваясь и пританцовывая. Наконец Уна выхватила бумажку из моей руки и сунула куда-то в глубину своей необъятной сумочки, пространственно-временные характеристики которой могли бы послужить предметом для хорошей магической диссертации. Уна что-то говорила, пыталась шутить, била меня по плечу ладошкой, но я не слушала, потому что представляла себе свои помпезные похороны, и как маменька и папенька утирают слезы над моим бархатно-кремовым гробом, а дядя Геральт сурово покачивает головой и хвалит одного из своих сыновей за хорошо проделанную работу по моему упокоению, так как никто из семейства Деантар не мог позволить себе бросить тень на безупречную репутацию магического рода. И такое преступление, как провал дипломной работы, не могло быть допущено ни при каких обстоятельствах.

***

После занятия на меня налетел Луки. Как всякий оборотень, он довольно приветлив и навязчив по части проявления эмоций. Он принялся трепать мои волосы и кружить меня на руках, пока, наконец, я не отмерла от окоченения и не треснула его по счастливой физиономии. Справедливости ради, я только метила в физиономию, а залепила в ухо. Луки перестал поясничать, выслушал мою грустную историю и даже заботливо покачал головой, а потом спросил: «Ну, мы же все равно пойдем сегодня воровать птиц из птичника нума Батиста?».

Луки не всегда занимался такими делами, но он сильно в чем-то провинился перед отцом и теперь ему нужно было загладить вину. Сделать это он намеревался достав необычное животное для папиного зоопарка. А так как долгие поиски решений никак не относились к личностным качествам Луки, он тут же сообразил где можно достать нечто редкое и бесплатное, а я нужна была ему в качестве отвлекающего маневра. Луки клялся и божился, что нум Батист положил на меня глаз, а то и оба. Я покачала головой – Луки был неисправимым чудовищем и слушал только себя. Так я и дошла до дома, продолжая раскачиваться как умалишенная, в сопровождении Уны. Там я снова потребовала у нее выдать мне зловещую бумажку и начала читать:

– «Мариандра, 5 унций; коктобус обыкновенный, 2 листа; эпокрит толченый, унция; раствор кликтобелии Александрийской очищенный, 200 мл; верещанка желторотая, 5 перьев; клинкоберон пугливый, 10 шипов; кость зуборыла, средний помол, 2 унции….» да чтоб тебя! Где я это возьму? Подамся пираткой в Сиреневатое море?! – вскричала я. – Ты вообще слышала, чтобы такое можно было найти в Гренлоке?

Уна вздохнула, поглаживая Зевуса, своего желто-белого кота. Больше ничем она мне помочь не могла, и обе мы это знали.

– Ну, может, дядя тебе поможет?

– Дядя принципиально не помогает никому, даже своим детям! – всхлипнула я. – Нет, но ты… – тут я часто-часто заморгала, не может же быть в конце-то концов… – «волос декана»?

– Чего? Может, пекана?

Уна подскочила ко мне, сбросив Зевуса на пол. Фамильяр зевнул, оправдывая свое имя, и тут же оказался на подоконнике, щурясь от солнца и присаживаясь поудобнее.

– У пеканов нет волос, они орехи! – завопила я, теряя самообладание.

– Может, не волос, а колос? – робко предположила Уна.

– Ррррр! – все, что я могла на это сказать.

В этот, полный боли и напряжения, момент дверь распахнулась, и из спальни вышла Сэйни, вся в лучах полуденного света.

– Что тут у вас? Кричите и рычите.

Хорошо ей – дрыхнуть до обеда, ее-то куратор только глазки ей строит, а никак не дорожку в преисподнюю выкладывает.