Аксинья Лукриянова - Эпохи Айры. Книга первая

В давние времена, когда на месте Алморры было небольшое поселение имперцев, серебряная монета не имела отличительных рисунков и даже собственного названия. Бедняки, боясь потерять свои сбережения, проделывали в монете отверстия, продевали шнур и носили как ожерелье, пряча деньги за пазуху. Изобретательные Хильмарийцы назвали монету «ильтан» 12 12 В переводе с хильмарийского «ожерелье». , позднее, благодаря искажениям чужих наречий, монета стала «ильтом». Однако, серебряный кругляш с отверстием печатался не только монетными дворами государств, но и фальшивомонетчиками. Тогда, главы государств решили нанести на одну из сторон монеты изображение, усложнив процесс создания подделки. Первые эпохи правления Сентория славятся открытиями. Сенторийцы покоряли новые земли, рисовали карты. Гномы, зарывшись вглубь пещер, изобретали новые сплавы. Хильмарийцы сражались с чумой и холерой, применяя в лечении специально выращенные травы. Тэлирцы писали летописи мира, а их скрытные братья – темные эльфы Звездного дола – как и полагается бессмертным детям Перворожденного ночи, устремляли свой взгляд на звездное покрывало неба. Благодаря их предложению ильт стал чеканиться с изображением схемы Аэс и пяти лун, окружающих планету. «Так, – сказал король Звездного дола, – мы развеем мнение невежд о том, что мир – это щит, установленный посреди бесконечного океана Татериса». Таким образом ильт, являвшейся самой распространенной монетой мира, стала методом разрушения наиболее масштабного заблуждения простолюдин и просветления крестьян.

Алморра, подготавливаясь к летнему фестивалю, была украшена силами служителей улиц и горожан белыми, зелеными, желтыми и красными лентами. На ветках деревьев появились стеклянные фонарики с кристаллами фосфорита, обладающего естественной флуоресценцией. Улицы, площади, дворы города превратились в подмостки для многочисленных артистов, фокусников, жонглеров и, конечно, музыкантов. Везде, где раздавалась музыка, собирались толпы людей. Они танцевали, подпевали, хлопали в ладоши и веселили Перворожденных, отвечающий за плодородие и погоду, тем самым прося у них богатого урожая и благодаря за дары текущего лета. Прохожий, чей путь пролегал мимо танцующих, мог запросто попасть в руки какого-нибудь одинокого танцора, не нашедшего для себя партнера и на время стать его парой. И даже если прохожий был не весел, он не возвращался к своим делам, не окончив танец. Всеобщее веселье заразило и Хранящую. Ей пришлось сознаться самой себе, что она также желала присоединиться к их пляскам, но, слегка смущаясь зрительского внимания, Цефея держалась в стороне от танцующих, боясь попасть в их руки. Особое внимание девушки привлекли молчаливые фокусники, изучившие основы стихийной магии. Они, выращивая в ладонях пламя, лепили из его языков птиц и ланей. Огненные звери, подчиняясь беззвучным приказам фокусников, облаченных в черно-белые одежды, скакали по улицам города, рассыпаясь на миллион искр со звонким хлопком ладоней своего творца. Их искусство завораживало и наблюдать за сотворением грациозных ланей и изящных птиц было необычайно интересно.

Город гудел в эти дни. И этот гул был блаженным звуком для ушей Цефеи, уставшей от тишины Верхнего города. Флейты, барабаны, лютни и бубны поддерживали марш тысяч ног танцоров, выбивающих ритм по мощенным мостовым Алморры. Хор голосов подпевающих сливался в единую песнь, от которой Цефея ощущала себя опьяневшей счастьем.

В четвертом часу, Цефея, ориентируясь по пожарным каналам вдоль домов, направилась к центральной площади и, как предсказывал ее друг, к пяти часам она была у эртаритовой статуи целительницы Далии. В прозрачных водах фонтана переливалось мозаичное дно фонтана, собранное из множеств полированных камешков. Красные карпы, лениво кружа под поверхностью воды, подплыли к Цефее. Журчание потока, выбивавшегося из-под ног статуи, навевал мечты о диких горных вершинах Хильмарии, изображение которых Цефея подглядела в альбоме Рубина. Белоснежные нимфеи, мерно покачиваясь на дрожащей поверхности фонтана, источали едва уловимый сладковатый аромат.

– С трудом узнал тебя в этом платье. – Признался Рубин. Хранящая, вздрогнув от неожиданности, улыбнулась другу. – Ты прекрасно выглядишь, Цефея.

Благоухание цветов клумб, окружавших Плато Далии, журчание воды фонтана, нежные касание жаркого ветра, ударяли в голову не хуже крепленого вина. Должно быть, летний полуденный сон уставшего странника был так же безмятежен как тот день, еще долго согревающий Хранящих воспоминаниями о прогулках и незатейливых беседах. Рубин протянул руку Цефее и склонил голову, лукаво поглядывая на девушку.

– Не отказывай мне. – Попросил он, едва слышно и Цефея, без колебаний приняла его приглашение, подав ему руку в ответ.

Алморра, наконец, стала свидетелем ее танца. Подобрав полы длинного платья, Цефея, смеясь и радуясь светлому дню, подчинилась ритму, ловко меняя руки и гордо расправляя плечи. Она, подобно большинству влюбленных в жизнь, самозабвенно подчинялась музыке и биению сердца, разгоняющего по жилам горячую, молодую кровь. Что позволило им быть столь храбрыми друг с другом? Было ли в том виновато вино, выпитое перед танцем, или же Цефея, непривычная к свободе, жадно принимала все ее блага?

Аккорды грянули с новой силой и Хранящая, опустив руки на плечи Рубина, заговорщики шепнула «Не останавливайся. Танцуй!». Друг подхватил хрупкое тело девушки на руки и закружил ее по площади. Ему вдруг представилось, как он вновь танцует с избранницей Рагнарека в собственных покоях и только пламя камина свидетель их движений. Зрители восторженно закричали, подбадривая танцоров и Цефея, выскользнув из объятий друга, затерялась в толпе, приняв общество другого партнера. Лишь только кокетливая улыбка и искры аметистовых глаз заискрились перед тем, как незнакомая темноволосая девушка заняла место Цефеи в паре Рубина. Круг, в течение которого музыка становилась лишь громче и быстрее, был нескончаемо долог. Рубин с нетерпением высматривал Хранящую и, наконец, она вновь впорхнула в его объятия. Теперь она снова была в паре с Рубином. Почувствовав холод ее тонких ладоней, он улыбнулся: «Больше не уходи. – Прошептал он, наклоняясь к ее уху» и Цефея изумленно взглянула на Рубина, словно видела его впервые.

Влюбленность, взращенная на глубоком уважении, дружбе, понимании, должна была увлечь обоих, однако, для каждого это чувство оставалось неведомо. Рубин боялся испытать его, называя его причиной слабости Хранящих. Для Цефеи, ведомой эмоциями, которым она не стремилась присваивать имена, влюбленность была неизвестна. Она ощущала жгучее желание быть с этим молодым мужчиной, не задавая себе вопросов в том, как можно назвать это чувство. Но когда-нибудь Судьба заставила бы задуматься Хранящих о том, что они испытывают друг к другу и, так случилось, что в тот день их одновременно посетила одна мысль. Едва осознав ее, оба Хранящих застыли. Рубин, не выпуская ее из объятий, со смятением глядел в ее глаза. Сила и гордость исчезли перед лицом страсти. Сложно сказать, кто первым подался вперед. Спустя мгновение их губы соприкоснулись, тела обоих пронзила дрожь сладостного испуга. Каждая клеточка организма взорвалась, голова закружилась. Это чувство было сродни гибели, но, если бы смерть была столь приятна в исполнении, ее бы так не боялись! Ощутив возрастающую слабость в теле девушки, Рубин прижал ее к себе. Эти мгновения общего единства казались бесконечно долгими, но, увы, не бесконечными. Первым совместным радостям влюбленных, всегда что-то мешает. Погожий день был омрачен вечерним ливнем. Крупные капли сорвались с небес и через мгновение по улицам города текли реки воды. Хранящие, неожиданно проснувшись, отпрянули в стороны.