Линдалл Клипстоун - Ночь Саммерсенда

Я высвобождаюсь из видения, словно из цепких когтей, сжимающих мое горло. Оно было более реалистичным, более тягостным, чем то, что я видел у алтаря. И все же этого было недостаточно. Как только тени рассеялись, меня захватили тревога и отчаяние. Точно так же я чувствовал себя, когда отдавал десятину. Моя грудь сжалась. Мое сердце вырывается наружу. А губы облиты горечью.

Я сижу неподвижно на кушетке под открытым окном. Пальцы все еще обхватывают запястье. Печать ноет, окруженная свежими ссадинами. Линии тьмы отпечатались руке. Когда я надавливаю на печать, линии начинают ветвиться. Но необычная магия, уносящая меня в видение, не пробуждается.

Я приподнимаюсь, усаживаясь ровно. Поворачиваюсь к ряду свечей, выстроенных на моем подоконнике. Зажигаю их одну за другой. Наблюдаю, как подрагивает пламя, когда они начинают гореть.

Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть. Я поднимаюсь на ноги. А затем останавливаюсь, осматриваю себя. Помятая рубашка, искалеченные руки. Со вздохом я пересекаю комнату, проводя ладонью по волосам. Мои пальцы натыкаются на запутанные пряди. Я скручиваю их в пучок, перевязывая обрывком тонкой веревки.

Когда я открываю дверь, в коридоре стоит Флоренс. У нее в руках поднос, на котором разместились закрытая крышкой тарелка и эмалированная чашка чая. Она протягивает мне поднос.

– Я принесла ужин, который ты пропустил.

– Я не голоден.

Она осматривает меня с головы до ног. Ее глаза похожи на сияющие стеклышки. Взгляд задерживается на моем запястье, на темных полосах, очерчивающих печать.

– Ты хотел сказать «спасибо» ?

Я безнадежно пытаюсь разгладить складки на своей рубашке, отступая в сторону, чтобы пропустить Флоренс в свою комнату.

– Спасибо.

Она ставит поднос на столик возле кушетки, а после замечает ряд свечей на подоконнике.

– Тебе не стоит оставлять их зажженными так близко к шторам.

Я демонстративно раздвигаю шторы еще шире.

– Лучше?

Ее губы изгибаются в улыбке, хотя в глазах еще осталось беспокойство.

– Твоя еда остывает.

Я устраиваюсь на кушетке. Делаю глоток чая, поглядывая на еду. Грибы, приготовленные в густом соусе, посыпанные сверху петрушкой. Черный хлеб. Блюдо с соленым маслом. У меня нет аппетита, но я беру ложку и размешиваю содержимое миски. Если я хотя бы не попытаюсь поесть, Флоренс никогда не оставит меня в покое.

– Тея еще здесь? – спрашиваю я.

– Она ушла после ужина. Кловер провожает ее обратно в деревню. – Флоренс мешкает, а затем мягко продолжает: – Ариен рассказал мне, что Тея спрашивала о Виолетте.

Я сжимаю челюсть. И натянуто киваю.

– Мы придумали для нее объяснение.

Она наблюдает за мной в течение нескольких секунд, сжимая пальцами серебристые ключи, которые носит на цепочке на шее. Она беспокойно перебирает их пальцами туда-сюда, а затем опускает руки. Она непривычно неспокойна.

– В следующем месяце будет костер Глубокой Осени. Может быть, тогда будет подходящее время, чтобы… сообщить всем, что ее больше нет.

Я отпускаю ложку. Она со звоном ударяется о край тарелки.

– Я не хочу говорить об этом.

– Роуэн, ты лорд. У тебя есть обязанности…

– Я не собираюсь идти на костер, чтобы стоять перед жителями деревни, петь и вести себя так, словно все в порядке. Я не расскажу им – или кому-либо – что Лета умерла.

– Ты не можешь лгать об этом вечно.

В ее взгляде нет осуждения. Она просто… печальна. Я неотрывно смотрю в пол. Избегая ее взгляда.

– Это не ложь, Флоренс. Ты была здесь. Ты видела, что произошло после ритуала.

– Я знаю, что ты не хочешь мириться с этим. Знаю, как тебе больно. Но я думаю, что, если ты разрешишь себе оплакать ее, станет легче.

В ее словах нет ничего, кроме доброты. Но я подобрался так близко к Лете в видении, из которого только вернулся, что они вонзаются в мое сердце, словно лезвие. Я думаю об озере и бледных деревьях. Изморози на земле. Наших тенях, прокладывающих дорожку к воде. Мое последнее, отчаянное обещание, когда она исчезала. Я найду тебя.

Я встаю и подхожу к двери. Я оставил ее открытой, и теперь я многозначительно смотрю в сторону холла.

– Спасибо за ужин. А теперь я бы хотел остаться один.

Флоренс медлит, а затем она медленно выходит из моей комнаты. Проходя мимо меня, она касается моего плеча. Ее прикосновение ласково.

– Ариен заслуживает шанса должным образом оплакать свою сестру.

– Я сказал, что не желаю говорить об этом.

Ее рука зависает в воздухе. Она отворачивается. Я слушаю звук ее шагов на лестнице, который становится все тише. Чувство вины тяжело давит мне на грудь. Я не могу отрицать правдивости ее слов. Мне стыдно за то, как мы с Кловер спорили о Лете перед Ариеном. Никто из нас и не подумал спросить о том, что чувствует он.

На моем подоконнике ярко и неровно мерцают свечи. Я задуваю их тяжелым, грубым выдохом. Дымок стелется вокруг меня, когда я беру с комода перчатки.

Я выхожу из комнаты. Закрываю за собой дверь.

Я направляюсь в другую часть дома. В коридоре темно, и звук моих шагов гулко разносится по дому. Когда я прохожу библиотеку, то бросаю взгляд через дверь на портрет своей семьи. Он торжественно висит между двумя пустующими полками. Лунный свет обрисовывает серебром лица моей мамы и отца. Но Элан облачен во тьму. Его глаза стали ониксовыми.

На лестничной площадке я останавливаюсь под сводчатым окном. Надеваю свои перчатки. Туго завязываю шнурки на манжетах рубашки. Не могу избежать тревожности. Такое чувство, что я собираюсь отдать еще одну десятину. Глубоко вздохнув, я поднимаюсь по лестнице туда, где находятся комнаты Леты и Ариена.

Я сжимаю кулаки, проходя мимо закрытой двери комнаты Леты. Я не был здесь со мгновения перед ритуалом. Теперь я стараюсь не думать о том, что бы я увидел, если бы зашел внутрь. Ее неубранная постель. Брошенное платье осталось скомканным на полу в ворохе кружев. Книга стихов, которую я ей подарил, страница все еще смята там, где я ее пометил.

Вместо этого я поворачиваюсь к комнате Ариена. Дверь открыта, но его там нет. Вздохнув, я иду обратно по коридору. Я все еще чувствую притяжение из комнаты Леты. Оно холодным эхом пробегает по моей спине. Не исчезает, пока я не прохожу лестничную площадку. Я чувствую его, даже когда спускаюсь по лестнице, оставляя целый этаж дома между мной и этим пространством, наполненным воспоминаниями.

Огонь на кухне не горит, окна закрыты ставнями. Но из кладовой пробивается луч света. Через приоткрытую дверь я вижу Ариена. Он сидит за рабочим столом, склонившись над блокнотом. Его алхимический футляр открыт. Он заполнил некоторые отделения ингредиентами. Банками с солью. Древесным углем. Засушенными цветами.