Татьяна Абалова - Тайные хроники герцога Э

– Сойдет.

Конд заставил снять оберег с шеи и ловко нанизал на бечевку полумесяц. Рядом с довольно крупными, величиной с ноготь большого пальца бусинами он потерялся, сделавшись неприметным.

– Теперь ты понимаешь, насколько ценную вещь я тебе даю? Никто из нас поодиночке не сможет открыть в замке портал. Ты уж, пожалуйста, выживи. Мне не хотелось бы искать твою могилу и снимать Тигул с костей.

– А если меня проглотит тварь из Ушура?

– Самый худший вариант. Для тебя. Ее–то я непременно найду.

Меня ощутимо передернуло.

Я не понимала, что за твари попали в королевство из дальнего мира Ушур, но хорошо представляла, как они рвут плоть.

Я наклонилась, чтобы Конд надел мне на шею оберег. Погладила бусины и сунула их за ворот. Я никогда не верила в амулеты и обереги, привороты или сглазы, но в Рогуверде жила магия, и с некоторых пор во мне росло убеждение, что добралась я до «Хромой утки» без приключений вовсе не благодаря своей осторожности, а при содействии охранного амулета заботливой Басилии.

Наличие Тигула рядом с простыми бусинами успокаивало, и я приняла на веру слова Конда, что он отыщет меня живой или… мертвой. Как не думать о смерти, если мы ввязались в опасное приключение, исход которого неизвестен? Мне только и оставалось полагаться на мощь амулетов и пронырливость дорогого брата. Его шею тоже украшали многочисленные цепочки с оберегами. Выходит, и он верит в их силу?

– Скажи, почему ты выбрал для встречи именно сегодняшний день? – я наблюдала, как Конд складывает в дорожную сумку вытащенные из–под тюфяка светские вещи: хорошего качества, но не новый камзол, штаны, пару тонких сорочек, что–то с завязками, похожее на нижнее белье. – К чему такая спешка? Я едва успела подготовиться.

– Тебе три года недостаточно? – с усмешкой бросил он.

Я закусила губу, наблюдая, как перекатываются мышцы под кожей. Сосредоточенный взгляд, уверенные движения длинных пальцев – Конд собирал что–то вроде несессера.

«Однако брат у меня симпатичный. Возмужал, а губы остались пухлыми. И глаза большие, как у олененка».

– Я дал тебе время выучить язык и «вспомнить» хоть что–то о нашем мире.

– Нет, все–таки. Почему сегодня, а не месяц назад?

– Месяц назад я еще не знал, выиграл я конкурс на лучшего хрониста или нет. Если бы проиграл, не было бы повода покинуть монастырь, и меня через неделю заставили бы принять монашеский сан. А вместе с ним я навсегда потерял бы право на корону. У нас священники на троне не сидят.

– А что им мешало сделать тебя монахом до конкурса?

– Мне еще не исполнилось восемнадцать. Таковы правила ордена.

Я покраснела. Конд ходил по лезвию ножа, рискуя всем, а я тут беру с него клятвы верности.

Следующие слова меня добили:

– А потом я не забывал о тебе. Не хочу, чтобы ты вышла замуж за одного из Корви–Дуг. Ты знаешь, что наш дядюшка вдовец? И если бы у тебя не сладилось с его сыном, то вполне могла бы стать ему мачехой. Я понятно объясняю?

– Фу, – я поморщилась, вспомнив влажные лапки дядюшки Джовира и его жабью фигуру. И поспешила заверить. – Я всегда знала, что мой брат умнейший человек.

– И заботливый, – Конд застегнул сумку и отнес ее к двери. Потом, потянувшись и расправив затекшие плечи, взялся за завязку штанов. – Но что–то мы отвлеклись.

– Ты чего задумал?!

Брат поднял на меня глаза.

– А ты чего застыла? Тоже раздевайся. Будем меняться одеждой. Я до полуночи должен уйти.

– Погоди! Ты еще не рассказал, что я должна делать вместо тебя.

– Ничего особенного. Ты хронист, приставленный к герцогу для того, чтобы записывать его славные деяния. Приказ императора, желающего, чтобы народ знал, какую пользу приносит его армия. Он хочет обелить имя убийц.

– А о том, что твари появились из–за самого императора, он не хочет рассказать?

– Даже не заикайся. Голову снесут.

– Но я не знаю, о чем писать. Меня не обучали работе хрониста, не говоря уже о ратном деле. Да я даже не слышала, как называется ваше оружие!

– Не надо ничего писать. Рисуй цветочки, просто черкай. Делай вид, что работаешь. Никому не интересно, что выводит на бумаге монах. Большинство из тех воинов, кого ты встретила, вообще безграмотные.

– А герцог? – я тоже принялась раздеваться. Начала с пуговиц платья, что шли плотным рядом от ворота до талии. Пальцы отчего–то не слушались, и мне трудно было нащупать петлю.

– Вот уж кто точно не сунет нос в твои бумаги. Их Светлости наша писанина против души. Ему навязали хрониста. Конечно, будет подозрительно, если ты за целый день так и не вытащишь перо с чернильницей, но даже здесь можно сослаться, что запишешь подвиги армии позже, например, во время привала.

– Как я тебя найду после того, как меня съест тварь?

– Отправишь весточку в монастырь. Тебе ответят. Кошель всегда держи при себе: неизвестно, когда выдастся момент сбежать. С деньгами не пропадешь. Можно купить одежду и еду. Тебе достаточно дали?

Я только вздохнула.

– На, в крайнем случае продашь, – он перестал бороться с затянувшимся узлом на поясе и снял с себя еще одну цепочку, на которой помимо нескольких замысловатых кулонов болтался красивый перстень. – Он принадлежал моей матери. Никого не удивит, если его заметят на тебе. У нас принято носить кольца, особенно, если они чем–то памятны.

– Нет уж, на палец не надену. Так недолго догадаться, что я женщина, – я любовалась, как ладно село кольцо на отнюдь не мужскую руку. Насладившись красотой, вновь сняла с себя веревочку с оберегами. – Не жалко?

– Кольцо хоть и дорого мне, но вещь. Сейчас твоя жизнь важнее. Ты не забыла, что я не хочу возиться в желудке какой–то твари? Побереги себя. Ну и Тигул с кольцом заодно.

– Подожди, – я решительно сняла полумесяц с веревочки. – Я тебе верю и не хочу создавать трудности. Вдруг тебе загонят в тупик, а ты не сможешь открыть портал?

– Аня…

– Я верю, что ты меня не бросишь.

Конд не стал спорить. После того как вернул полумесяц к солнцу, вновь занялся завязкой на штанах.

– Поможешь? Этот узел нужно подцепить зубами.

Я выразительно посмотрела на брата.

– Мы не настолько с тобой близки…

– Все, хватит болтать, женщина, раздевайся. Время уходит.

Вздохнув, я стянула с себя платье и две нижние юбки.

– Можно я оставлю монастырскую рубашку? – я стояла на ледяном полу в одних чулках и тянула подол короткой рубашечки вниз, чтобы хоть как–то прикрыть ноги. – Она простая, без вышивки.

За три года я не только отвыкла от земной одежды, но и начала стесняться голых ног. Местная мода не позволяла поддевать под платье ничего, кроме нижних юбок, рубашки и чулок. Причем последние были со швами сзади и завязывались под коленом. И если бы не две, а то и три юбки, положенные зимой, средневековые дамы вовсе вымерзли бы. Панталоны – моя личная прихоть, и я так и не вытащила их из узелка, чему тихо радовалась.