Марисса Мейер - Позолота

– Свет! – приказал он.

Слуга, покосившись на Серильду, шагнул вперед. Выглядел он удивленным.

Но улыбался.

Король придирчиво разглядывал пряжу. Серильда не дышала и нервно терла пальцем кольцо на руке. Прошла целая вечность, но наконец пальцы Эрлкинга сжали катушку.

– Назови свое имя.

– Серильда, мой господин.

Он долго, очень долго смотрел на нее. Прошло несколько столетий, прежде чем он снова заговорил:

– Кажется, я должен извиниться перед вами, леди Серильда. Я в вас сомневался. Я был уверен, что вы посмели дурачить меня. Что вы обманули меня и лишили законной добычи. Однако, – он взглянул на катушку, которую держал в руке, – по-видимому, Хульда действительно вас благословил.

Серильда вздернула подбородок.

– Надеюсь, вы довольны.

– Вполне, – кивнул король, хотя тон его оставался угрюмым. – Если не ошибаюсь, вы сказали, что благословение было даровано вам за заслуги вашей матушки-белошвейки.

Ой . Нагородив столько выдумок, трудно запомнить, что именно ты сочинила. Она попыталась вспомнить ту ночь и все, что она говорила королю, но мысли расплывались. Поэтому она пожала плечами:

– Так мне говорили. Но я не знала своей матери.

– Она умерла?

– Ушла, – ответила Серильда. – Бросила нас, едва отлучив меня от груди.

– Мать знала, что ее дитя благословлено богом, но не осталась, чтобы научить ее использовать этот дар?

– Не думаю, что она считала это благословением. В городе… Все его жители считают узор в моих глазах несчастливой отметиной. Они уверены, что я приношу неудачу, и я склонна думать, что вряд ли они ошибаются. Сегодня этот так называемый дар привел меня в темницу великого и ужасного Ольхового Короля.

Ей показалось, что Эрлкинг немного смягчился.

– Это правда, – хмыкнул он. – Однако суеверия смертных часто являются следствием их невежества. Их обвинения беспочвенны. Я бы не стал обращать на них внимания.

– Прошу меня простить, но королю Темных легко так говорить. Вам ведь не приходится тревожиться о затянувшейся зиме или неурожае. Порой суеверия – единственное, что боги дают нам в помощь, чтобы разобраться в том, как устроен этот мир. Суеверия… и еще истории.

– Ты думаешь, я поверю, что способность делать такое, – он поднял катушку с золотой нитью, – сулит несчастье?

Серильда смотрела на катушку. Она успела почти забыть, что Эрлкинг считал это ее благословением. И она задумалась о том, чем Злат считает свой талант – даром или проклятием?

– Насколько мне известно, – сказала она, – золото помогает справиться с бедами. Но порождает их не меньше.

Наступила тишина.

Серильда не решалась поднять глаза на Эрлкингом. Когда она все же это сделала, то увидела на его губах пугающую усмешку.

А потом – о ужас! – он рассмеялся.

У Серильды скрутило живот.

– Леди Серильда, – сказал король, и его голос прозвучал теплее. – Я видел немало смертных, но в тебе есть нечто необычное. И… занятное.

Эрлкинг подошел ближе, заслонив собой свет факела. Рука, не занятая катушкой, коснулась пряди волос, выбившейся из ее косы. Серильде нечасто приходилось разглядывать свое отражение, но, если она чем и гордилась, так это своими волосами, которые густыми волнами ниспадали до талии. Фриш сказал однажды, что цветом они точь-в-точь, как любимый выдержанный эль его отца – насыщенный, темно-коричневый. Только без белой пены наверху. Серильда тогда еще подумала, не обидеться ли ей, но потом решила, что это был комплимент.

Эрлкинг заправил непослушную прядь ей за ухо – его прикосновение было пугающе бережным.

Его пальцы коснулись ее щеки – прикосновение было легким, как паутина.

Серильда снова отвела взгляд. Странно, подумала она, два нежных прикосновения всего за несколько минут, – и такие разные. Ласка Злата показалась ей странной и неожиданной, но от нее щека вспыхнула теплом.

А все, что делал Эрлкинг, было точно рассчитанным. Он, кажется, уверен, что от его неземной красоты любое человеческое сердце начинает биться быстрее. Но, когда он коснулся ее, ей показалось, будто это прикосновение ядовитой змеи.

– Досадно, – тихо сказал он. – А ведь из тебя могла бы получиться красавица.

Серильде стало не по себе – не от обиды, а от того, что король стоял слишком близко. Отступив, он бросил катушку с пряжей призраку, и тот поймал ее.

– Отнеси все это в подвал.

– Слушаюсь, Ваша Мрачность. А что с девицей?

Серильда замерла.

Эрлкинг бросил на нее пренебрежительный взгляд, но затем в свете факелов блеснули его заостренные зубы.

– Пусть до восхода отдыхает в северной башне. Уверен, тяжелая работа ее измотала.

Король ушел, и Серильда осталась наедине с призраком.

Он встретился с ней взглядом… и улыбнулся.

– Подавиться мне метлой. Я догадывался, что в тебе что-то есть, неуловимое для глаза.

Серильда улыбнулась в ответ, но так и не решилась спросить, каким образом его глаз уловил долото.

– Я могу удивлять, если захочу.

Подхватив с пола плащ, она вышла из темницы. Вверх по винтовой лестнице, потом по узким коридорам… Мелькали гобелены, рога и головы зверей. Тонули в темноте мечи, топоры, тяжелые канделябры. Весь замок казался мрачным и жестоким – Эрлкингу это наверняка нравилось. Проходя мимо высокого стрельчатого окна, за сверкающими стеклами в свинцовых переплетах Серильда увидела темно-синее небо.

Близилась заря.

Никогда прежде ей не приходилось бодрствовать целую ночь напролет, и теперь она валилась с ног от усталости. Она плелась за призраком, с трудом держа глаза открытыми.

– Я все еще пленница? – спросила она.

Призрак долго не отвечал.

Очень долго.

И наконец Серильда догадалась, что он и не ответит.

Она нахмурилась.

– Надеюсь, в вашей башне лучше, чем в темнице, – сказала она, сдерживая зевок. Ноги почти не слушалось ее, а призрак все шел и шел. Он провел ее вверх по другой лестнице, и наконец, пройдя в низкую сводчатую дверь, они оказались в гостиной, соединенной со спальней.

Даже усталость, заставлявшая глаза слипаться, не помешала Серильде замереть от восхищения. Эту комнату нельзя было назвать уютной, но от ее мрачной элегантности дух захватывало. На окнах занавеси из черного и нежного кружева. На умывальнике из черного дерева – фарфоровый кувшин и чаша с водой, расписанные винно-красными розами и большими, будто живыми, бабочками. Рядом с кроватью стоял небольшой столик, на нем горела зеленая свеча, а рядом Серильда увидела вазу с букетиком подснежников – их нежные головки красиво поникли. В очаге ревел огонь, над камином висела картина в роскошной раме – суровый зимний пейзаж, мрачный и пустынный, залитый сияющим лунным светом.

Но главным, что привлекло ее внимание, была чудесная кровать под балдахином, со всех сторон окруженная изумрудно-зелеными занавесями.