Татьяна Абалова - Семь причин влюбиться в мужа

Барга кивала. Знала, что осталось потерпеть чуток, живот у Малии уже опустился.

«Страшно мне, Кирза. Только наше племя владеет магией, вот и чудится, что нас ищут».

Вот и сейчас, в ночи, вдруг защемило сердце. Барга шумно выдохнула, отгоняя тревожные мысли. Муж услышал, повернулся, зашелестел простынями. Она приложила палец к губам, когда Одиил, прищурившись из–за свечного огня, хриплым со сна голосом спросил:

– Куда?

– Я скоро.

Скоро не получилось.

Знала бы, что видит в последний раз, поцеловала бы, обняла крепко и… не ушла.

Шанибадо налетел внезапно. Зло толкнул в спину, заставил песок скрипеть на зубах. Барга отмахнулась от пустынного ветра. Она слушала историю о спасении мальчика дельфинами. Тот упал за борт, и никто из взрослых его крика не услышал. Корабль шел как шел.

– И что? – требовательно спросила Барга у морского ветра. – Трудно было не дать уйти? Зачем наполнять паруса?

Дуоэльо виновато пропел, что не сразу заметил. Мальчонка как щенок мелкий, и брызг от него, как от упавшего в воду камешка. В море полно звуков, особенно если волна высока.

– А что же второй малец? Никого не позвал?

Морской ветер дунул в лицо, разрешив увидеть, как мальчишка отскакивает от борта и, пригнувшись, бежит к себе в каюту. Забирается в гамак и притворяется спящим.

– Хорошо, хоть дельфинов не разогнал, – проворчала она, вновь ощутив толчок пустынного ветра. В раздражении повернулась к нему, никогда прежде не позволявшему непочтительного отношения к шаманке. – Что тебе, Шанибадо?

Тот завыл, заплакал, и сердце у Барги оборвалось. Бежала к оазису по полусогнутых ногах, руками держалась за песок, падала, поднималась и вновь бежала. Южный ветер подталкивал в спину, морской летел рядом – Барга чувствовала его прохладные струи на своем лице.

Добежав, остановилась. Сначала засомневалась, подметив, как спокоен оазис, даже хотела наказать Шанибадо за испуг: птицы, вон, беспечно поют, прыгают с ветки на ветку, лакомятся инжиром и финиками.

Глупые, глупые птицы. Глупая, глупая Барга.

Увидела валяющееся покрывало, но прошла мимо, и лишь жук–скарабей, деловито катящий шар с прилипшей к нему красной нитью, заставил обернуться. И ахнула Барга, заметив, что из–под того покрывала торчат босые ноги. Подбежала, откинула ткань и осела.

Малия. Мертвая, вся в крови, прижимает к себе тело долгожданного сына. Такого же мертвого.

Завыла Барга, побежала к своему шатру, перепрыгивая через полураздетых соплеменников – тех, кто успел выскочить, но не сумел спастись. Ворвалась в свой шатер и споткнулась о тело мужа, прикрывающего собой сына. С трудом откинула Одиила и закричала, спугнув тем звериным криком птиц.

Когда слез не осталось, поднялась. Шатаясь выбралась из шатра. Ветра ждали снаружи. Робко прятались среди ветвей.

– Искать! – приказала Барга. Метнулись ветра. Припали к земле, словно псы. Понеслись по следам, что быстро терялись в песке.

И как они не встретились с отрядом, направлявшимся к морю?

Барга залегла за барханом, сливаясь с песком. Прислушалась к тихому говору.

– Отчего оно не чернеет? Уже должно было. Я сам каждого пустынника проверил, спасшихся нет.

– Значит, кто–то из Знающих еще жив, – главарь, отличающийся от остальных разбойников огромным копьем, на наконечнике которого горели магические символы, стоял в центре ватаги.

– Вернемся в оазис?

– Нет, – колдун каблуками ударил по бокам лошади, тело которой было похоже на высушенные и переплетенные корни дерева: ее кости пожелтели от солнца и времени. – Схоронимся в песках, выследим последнего. Он придет, чтобы похоронить мертвых. Вы налево, мы направо.

Отряд разделился и неспешно направился по разные стороны от стойбища. По мере их удаления черные одежды серели, и вскоре всадников невозможно было отличить от песков. Лишь наконечник копья, раззадоренный магической кровью, горел яркой звездочкой.

«Вот, значит, как снимали магическую жатву», – Барга закрыла глаза, не в силах смотреть на наконечник, что убил ее соплеменников. Выходит, если артефакт поразит и ее, Знания перейдут к колдуну–убийце.

Стоило последнему разбойнику скрыться, стихшие ветра, боящиеся пошевелить хоть песчинку, вновь поднялись. Гневно метнулись следом, но Барга их остановила.

– Шанибадо, с налету с ними не справиться, – она помнила рассказы путников, что даже самому мощному ветру не под силу сдуть костлявую лошадь, хоть как ни пои его яростью. – Первым выступишь ты, Дуоэльо. Сделаешь одежду всадников мокрой, тяжелой, а кости лошадей влажными. А потом наступит твой черед, Шанибадо – облепи их песком, да так, чтобы закаменели. Пусть булыжникам пойдут ко дну.

Сказала и села ждать результата. Возились ветра недолго. Сначала морской нагнал туч и пролился неистовым дождем, потом пустынник взвился песком, поднимая в воздух тот, что остался сухим.

Она обернулась лишь однажды, когда услышала вой. Два ветра тащили всадников к морю. Лошадям даже не приходилось перебирать ногами – под слоем песка они казались застывшими каменными фигурами. Похожие статуи Барга видела на главной площади столицы Аккории, куда ездила с мужем и сыном.

Шаманка поднялась в полный рост и рассмеялась. Ей понравился ужас в глазах того, кто захотел забрать себе магию Знающих. Колдун был еще жив, хотя не мог вздохнуть – его рот забило песком. Он так и держал в руках копье, теперь никому не нужное.

И как бы ни были тяжелы кони и их всадники, пролетели над водной гладью точно пушинки, а потом разом ухнули вниз. И пропали в море бесследно. Лишь волны, расходящиеся кругами, набежали на берег, омыв босые ноги шаманки.

– Молодцы, – прошептала Барга обескровленными губами. Месть и для нее не прошла даром: вмиг черные волосы окрасились в цвет пепла, а по лицу пролегли глубокие морщины. Она знала цену магии, когда отправляла ветра на убийство, отрывая от себя одним махом десятки лет жизни.

Шанибадо ююю…

Вновь зашумела прялка. Барга, смахнув с лица слезу, обратилась мыслями к другому мальчику, которого после смерти своего посчитала сыном. Ее, умирающую от голода и болезни, подобрали люди королевы Леадии, а после, заметив целительские способности и тягу к детям, определили в няньки к принцу Ларду.

Сколько было в том вражеском отряде всадников – не более дюжины? Взамен каждой отнятой жизни Барга поклялась поднять на ноги ребенка, на котором лекари поставят крест. И у нее получилось. Ни одно дитятко шаманка не отпустила в мир теней.

Лард был последним, двенадцатым.

Старуха помнила, как впервые увидела мальчика. Он почти не разговаривал, смотрел затравленным зверенышем, и только Барга смогла отогреть его душу. Оба видели смерть, оба были одиноки в чужом мире. Но об этом тс–с–с–с…