Елена Обухова - Магический спецкурс. Второй семестр

В этот момент Норман полностью освободил меня от зеленых пут, быстро провел над моим телом рукой, а потом положил ладонь мне на грудь. Не знаю, что он сделал, но я вдруг почувствовала такой мощный удар, как будто меня лягнула лошадь. Боль оказалась настолько сильной, что сознание предпочло провалиться в темную дыру беспамятства.

Но ненадолго.

В одну секунду мне стало очень холодно и очень плохо. Я по-прежнему почти не чувствовала тело, но осознавала, что лежу на холодной земле. Кто-то приподнял меня, держа за плечи, я ощутила прикосновение горячей ладони к щеке. И услышала над собой голос, который звучал едва громче шепота:

– Давай же, Таня, возвращайся ко мне… Пожалуйста.

Я хотела открыть глаза, сказать, что уже все в порядке, просто мне холодно, но не смогла пошевелиться. Однако волну тепла, накрывшую меня с головой, почувствовала. И как меня взяли на руки и подняли с земли – тоже. А после все опять исчезло.

Я не знала, сколько времени прошло на самом деле. Для меня – всего одно мгновение. Но глаза я открыла, уже находясь в лазарете Орты. Рядом с кроватью сидел не только папа, но и заплаканная мама.

Тело все еще казалось чужим и не желало слушаться. Даже веки все время стремились сомкнуться, язык не ворочался, о том, чтобы встать, и речи не шло. Однако мне удалось выдавить улыбку и чуть сжать мамину руку, которая держала мою.

– Господи, Танечка… – пробормотала она. – Володя, она пришла в себя!

– Я вижу, вижу… – Папа облегченно выдохнул. – С возвращением, Котенок. Ну и напугала же ты нас.

Папа не называл меня Котенком лет с тринадцати, кажется. Тогда у меня начался переходный возраст, и я потребовала относиться ко мне как к взрослой. Сейчас от этого детского прозвища потеплело на душе. Как хорошо быть живой! Как хорошо видеть перед собой близких людей…

Я пошарила взглядом по сторонам, откашлялась и все-таки смогла задать один очень волновавший меня вопрос. Я бы даже сказала, самый главный на тот момент:

– А где Ян?

Родители переглянулись, на их лицах было написано недоумение. Папа пожал плечами, а мама, снова повернувшись ко мне, уточнила:

– Детка, какой Ян?

Мне бы смутиться, но я почему-то испытала раздражение. Даже на то, чтобы просто дышать и держать глаза открытыми, у меня уходила куча сил. Они вот-вот грозили кончиться, а они не понимают таких простых вещей! Как минимум папа знает, что Нормана зовут Яном.

– Профессор… Норман.

Эти два простых слова отняли львиную долю сил, но я продолжала хвататься за ускользающее сознание. Мне отчаянно хотелось увидеть его. Он же обещал прийти и подержать меня за руку. Он должен был сдержать свое обещание.

Папа недовольно нахмурился, а мама мягко ответила:

– Мы его не видели. Нас вызвала профессор Карр, твой куратор. А когда мы пришли сюда, здесь были только доктор, медсестра и ректор Ред.

Медсестру она помянула совершенно некстати. Та тут же появилась в поле моего зрения с каким-то крохотным стаканчиком.

– Ларина, давайте-ка выпьем это, – с поддельным энтузиазмом заявила она, поднося к моим губам стаканчик.

Оттуда мне в рот вылилось что-то до того мерзкое, что я побоялась приступа тошноты и поспешила проглотить. Зато сразу ощутила прилив сил и перестала проваливаться в забытье. Медсестра с чувством выполненного долга удалилась.

– Зачем тебе профессор Норман? – поинтересовался папа. Что-то в его тоне мне не понравилось. Все-таки жаль, что они не подружились.

– Он спас меня, – пояснила я. – Хотела сказать «спасибо».

– Мы передадим ему, если увидим, – пообещала мама, бросив на папу странный взгляд.

Я вздохнула и закрыла глаза. Объяснять, что хотела бы сказать это лично, не стала. Скажу, как только появится такая возможность.

– Таня, что произошло? – спросил папа. – Как ты оказалась в том лесу?

– Профессор Нот. Он меня… там оставил.

– Профессор Нот? – недоверчиво переспросил папа. – Зачем ему это было нужно?

– У него спроси…

– Легион разберется, – услышала я до боли знакомый голос.

– О, нет, опять вы, – застонала я, не желая открывать глаза. Геллерта Ротта я и так себе хорошо представляла.

– Увы, госпожа Ларина, мне нужны ваши показания, – кажется, он улыбался. Не представляю, чему именно.

Интересно, почему он все время сам сюда таскается? Других легионеров нет, что ли?

– Вот вам мои показания: убить меня пытался Нот, Норман меня спас. Так и запишите, только смотрите, не перепутайте! Подробности – когда высплюсь.

Я повернулась на бок, натянула одеяло на голову и действительно моментально провалилась в сон.

Проснулась я глубокой ночью, чувствуя себя намного лучше. Лишь голову наполнял туман, мешавший думать, да сердце колотилось так, словно я бежала от кого-то. Возможно, мне приснился кошмар или какой-то шорох напугал сквозь сон.

Я села на кровати и огляделась. Ни родителей, ни медсестры рядом не было. Вообще никого. Я снова лежала одна посреди общей палаты лазарета. В огромном помещении висела могильная тишина.

Интересно, какому умнику пришло в голову оставить меня одну? После покушения на мою жизнь. Второго покушения. Я ведь даже не знала, внял ли господин старший легионер столицы моим словам насчет Нота. И в любом случае не чувствовала себя здесь в безопасности. Хоть бы в бокс положили, как Нормана.

Мысль о нем вызвала болезненный спазм в груди. Интересно, он хоть заходил меня навестить?

Я посмотрела на левую руку: перстень все еще красовался на безымянном пальце. Я погладила внушительный камень, отчаянно желая, чтобы Норман прямо сейчас оказался здесь. Мне не просто хотелось с ним повидаться. Мне было жизненно необходимо его увидеть. Это чувство пугало: за всю жизнь я еще ни в ком так отчаянно не нуждалась. Кроме родителей, конечно. Даже Ингу – самую близкую подругу – я хоть и любила, но вполне нормально переносила разлуку с ней. В совсем уж плохие моменты жизни мне не хотелось видеть даже ее.

А вот Нормана хотелось. Я понимала, что сейчас выгляжу из рук вон плохо: наверняка бледная, с волосами, похожими на мочалку, в убогой больничной ночнушке, – но все равно умирала от желания видеть его. Хотя бы пару минут – как сделать глоток свежего воздуха. Интересно, что будет, если я сбегу отсюда и заявлюсь к нему посреди ночи в таком виде? Едва ли кто-то оценит мой порыв…

Однако и лежать я больше не могла, тем более что спать совершенно не хотелось. Я отбросила в сторону одеяло, спустила ноги с койки, нащупала в темноте босыми ступнями тапочки и неуверенно сделала несколько шагов вперед, зябко поежившись. Пожалуй, в одной ночной сорочке даже по лазарету особо не погуляешь.

Я все-таки прошла между двумя рядами пустых коек и подошла к окну. Там, на улице, ярко светила луна и падал снег. Намело уже прилично. Вдруг подумалось: «Как хорошо, что меня успели найти, а то засыпало бы совсем».