Дженнифер Бенкау - Его дикое проклятие. Царство теней. Книга 2

– Если ты принесешь себя в жертву, – произнес Десмонд, словно прочитав мои мысли, – Аларика это точно сломает, Лэйра. Не отнимай у него надежду. Он верит в тебя и готов ждать столько, сколько понадобится.

У меня выступили слезы:

– Он это сказал? – Десмонду и Кадизу иногда удавалось прокричать Аларику пару слов через железную решетку, и время от времени он им отвечал.

– Он держится, – уклончиво ответил Кадиз.

Я перевела взгляд на Вику. Она была бледной и неподвижной. Мне не нравилось видеть ее настолько испуганной. Такой она не была никогда – и не должна становиться такой. Вика была девушкой с мечом – воительницей, которая поклялась прогнать войну за горы, если только она снова придет на нашу землю. Каждое слово правды, которое я бы произнесла, могло навлечь опасность и на нее. Никто не знал, что она побывала в Царстве дэмов – все считали, что она путешествовала в Лиаскай, чтобы посетить храмы. Она рассказывала, что наткнулась там на ядовитый кустарник, объясняя этим следы шрамов, которые испещряли все ее лицо, шею и руки. Ей станут задавать и другие вопросы – опасные вопросы, – если кто-то что-то заподозрит. И если окажется, что во мне, ее лучшей подруге, есть магия, это возбудит еще больше подозрений.

– Вы правы. Я это знаю. – Я крепко сжала стакан. На поверхности воды колебались крошечные волны, потому что у меня дрожали руки.

– Магия придет к тебе, когда будет нужно, – подбодрил меня Кадиз. – В замке Повелителя дэмов все так и было. Она пришла в самый подходящий момент.

Я снова вспомнила, что сказал мне Аларик после того, как я потратила все частицы, которые были в рассекателе времени.

«Время не появляется из ничего. Оно приумножается, возникая из других частиц. Если растратить время до последней крупицы, все кончено».

Жизнь очень похожа на время. Магия, быть может, тоже.

Из всех оков, из всех цепей бессмертие – хуже всего.

Все остальное когда-нибудь кончается. Но время? Его время? Как долго он еще будет в состоянии воспринимать его течение? И что произойдет потом? Потерять рассудок – звучит заманчиво. Но что остается, когда разум уже потерян? И теряются ли вместе со здравым смыслом и ощущения, в которых и было все дело, в конце концов?

Телесной болью можно было пренебречь. За исключением отдельных проявлений жестокости, он мог отстраниться от того, что их магические оковы впиваются ему в предплечья, что их края раздирают его кожу, а его плечи держатся только благодаря тому, что мышцы сведены судорогой.

Когда они добрались до крыльев, это было жестоко, но в то же время он ощутил облегчение, потому что на короткий блаженный миг подумал, что они решили его прикончить. Но потом… Ему пришлось признать, что даже этого явно недостаточно, чтобы умереть. Это воспоминание причиняло ему больше боли, чем страдания его тела.

Солнце все еще обжигало ему глаза, заставляя их слезиться, пока слезы не сменяла кровь. Его тело было иссушено жарой. Так же непрестанно горели и чувства у него внутри, становясь сильнее, день за днем, день за днем, день за днем…

Они становились сильнее, несмотря на все остальное. Людей, которые выкрикивали ему в лицо проклятья, швыряли в него свою ненависть или камни размером с кулак. Людей, которые глазели на него, кричали, смеялись над ним, когда он, повинуясь низменному инстинкту, слизывал капли дождя с каменной стены. Но они привыкали к его виду и скоро забудут, станут считать его лишь еще одной деталью замка, объектом ненависти, доказательством их победы, которое лишь иногда напоминает о себе слабым движением или тихим стоном.

Он рассчитывал, что стыд смягчит гнев. Но когда по его ногам потекло и он почувствовал вонь, позор лишь добавился к гневу.

Он думал, что страх смягчит ненависть. Но он просто пристроился рядом с ненавистью.

Он не думал, что будет вечно тосковать о мгновениях, когда люди смотрели на него с каким-то другим чувством, кроме презрения. О том, как когда-то его касалось что-то кроме длинных палок, дубин и кусков гнилой свеклы, которую в него кидали. И все же жажда мести не пожирала тоску, а лишь разжигала ее.

Дни и ночи становились все длиннее и длиннее, будто магия, которая заставляла солнце подниматься на небо и спускаться с него, теряла свою силу, как слабеющая от старости тягловая лошадь. Или просто его мысли стали быстрее, так что за одно мгновение он успевал подумать больше? Он ненавидел эти мысли, ему хотелось избавиться от них. И от надежды. Ему хотелось, чтобы он мог просто закрыть глаза и больше никогда не окидывать взглядом эту рыночную площадь и оживать, заметив Лэйру.

Он не мог избавиться от снов, в которых она улыбалась ему и говорила, что все когда-то будет хорошо.

Вот только Лэйра на самом деле никогда не улыбалась, когда приходила.

– Лэйра, давай сегодня не пойдем на рынок.

Я резко остановилась, так что меня чуть не сбила нагруженная фруктами повозка, потому что женщины, которые с трудом удерживали равновесие, таща ее по мостовой, не смогли быстро затормозить.

– Почему нет?

Вика переступила с ноги на ногу, рассматривая пол.

– Вика! Что случилось? – Я ведь уже проделала весь этот долгий путь сюда! Строить планы мы с тем же успехом могли бы и за пределами замка эс-Ретнея. Наверное, так было бы даже безопаснее. Я хотела приходить сюда как можно чаще, чтобы увидеть Аларика, даже если потом эта картина каждую ночь будет преследовать меня во сне. Это было ничто в сравнении со страданиями, которые приходилось переносить ему. Пока я верила, что мое появление дарит ему хоть какое-то утешение, дуновение надежды и воспоминание о прошлом, я не могла не приходить.

– Ничего, – сказала Вика. – Просто каждый раз тебе это дорого обходится – его увидеть. Что, если печаль мешает твоей магии? Что, если тебе нужно немного отдыха, но ты просто не даешь себе его?

Как будто в деревне у меня был какой-то покой. Конечно, я не хотела, чтобы Вика тревожилась, поэтому не сказала этого вслух. Поэтому же я никогда не рассказывала ей, как часто у нас еще возникали трудности с одичавшими дэмами.

Я посмотрела на синее небо, по которому было видно, что день начинает понемногу клониться к вечеру. У меня оставалось мало времени, если я хотела успеть вернуться в деревню до темноты.

– Молодые дамы, молодые дамы! – какой-то мужчина протолкнулся между мной и Викой. Он собирался было положить руки нам на спины, но как только заметил мой недоверчивый взгляд и шрамы Вики, тут же передумал. – Ах, леди Вика. И Лэйра, будущая невеста. Приятно вас видеть. Выглядите голодными. Могу ли я предложить вам пирогов?

– Исчезни, Кэль. – Вика поморщилась. – И держи свои воровские лапы при себе. Карманник из тебя такой же, как и повар.