Ксюша Лесникова - Скажи мне «нет»

Но ее света было для этого недостаточно. Лицо мужчины всё так же оставалось неразличимым, и тогда лучи невесомой, призрачной дымкой скользили и тянулись дальше, к противоположному краю.

Туда, где в полный рост, заполняя собой практически треть пространства всего рисунка стоял огромный, черный, таёжный волк.

Топорщилась на загривке густая жесткая шерсть, напрягались канаты-мускулы на груди и передних лапах, горели запредельно ярко два огромных волчьих глаза, смотрели с холста остро, пристально, словно и не картина это была вовсе, а что-то настоящее, живое.

И серебристый звездный свет дрожал, распадался тысячами искрящихся капель, рассыпался пылью, рассеивался, силясь коснуться силуэта черного зверя. Опадал невесомой вуалью на его шерсть, стелился дымкой у лап, терялся в густой траве россыпью звездных искр.

И всё полотно картины от этого сочетания контрастов, оттенков и образов казалось злым, мрачным, наводящим тревогу, и непонятный, необъяснимый, какой-то глубинный страх.

И казалось, вглядись ты в картину чуть более пристально, присмотрись чуть более внимательно, задержи взгляд на лишнюю долю секунды, и поползёт из лесной чащи сумрак, потянет сырым, холодным воздухом, замешанном на горечи прелой листвы и запахе влажной земли.

Зашумит, зашелестит темными листьями мрачный, непроглядный полог. Затрепещут на низких еловых ветвях тонкие, острые иголочки, посыплются вниз зеленым дождём, опадут к лапам черного волка.

И зверь вдруг весь напряжется, потянет носом воздух, поведёт ухом. Встопорщится на загривке жесткая звериная шерсть, полыхнут в сумраке хищные глаза, оскалится пасть, обнажая острые как кинжалы зубы, прочертят в сырой лесной земле борозды длинные когти.

Ещё секунда и прыгнет зверь, прорвётся через полотно холста, кинется на случайную жертву…

И человек из чащи не сможет ничего сделать, не успеет помочь. Так и останется стоять неясным силуэтом, теряющимся в темноте леса, будет наблюдать, не в силах помешать черному зверю…

Но только дрогнет вдруг сумрак, попятится растерянно. Потому что потянется к волку трепещущий, практически прозрачный, с лёгкими серебряными вспышками свет одной единственной звезды, каким-то неведомым чудом заглянувшей в эту непроходимую чащу. Коснется ласково холки зверя, останавливая, успокаивая, усмиряя.

Я мотнула головой, обрывая непонятную череду воображаемых ведений. Ощущение было таким, словно я увидела сон наяву, или едва не потерялась в ожившей картине. Несколько раз моргнула. Странное оцепенение спало так же внезапно, как и накатило. Повела плечом, сбрасывая тревожные ощущения.

Бр-р-р-р-р.

Потянувшись, с трудом заставила себя выкарабкаться из уютных объятий дивана. Нужно было еще успеть упаковать полотно в специальную бумагу и пленку, чтобы холст не повредился во время транспортировки. Вот как раз этим и займусь, пока жду своего покупателя.

А заодно… поброжу ещё немного в лабиринтах собственного воображения.

Дело в том, что я почти всегда рисовала людей. Тех же посетителей кофеен, отдыхающих в парках, случайных прохожих. Я изучала их позы, мимику, жесты, каждый раз открывая для себя что-то новое.

Мне нравилось изучать самих людей. Наблюдать, подмечать незначительные детали, анализировать выражение их лиц и одежду. Это всегда казалось мне чем-то поистине захватывающим и невероятным.

А ещё, я любила рисовать у себя в голове образы тех, с кем пока не была знакома лично, а лишь разговаривала по телефону или общалась в социальных сетях.

И наиболее точные мысленные портреты я всегда создавала по услышанному голосу. Улавливала особенности произношения, тембр, интонации, эмоциональный окрас слов, и в голове сам собой рисовался образ, а после я с нетерпением ждала встречи с человеком, чтобы убедиться, как в очередной раз сработала моя «портретная» интуиция.

Порой, ожидания совершенно не сходились с моими представлениями, а порой, оправдывались с поразительной точностью.

Вот и сейчас, я легко прикрыла глаза, стараясь мысленно нарисовать у себя в голове портрет человека, который должен будет посетить мою квартиру в самое ближайшее время.

Вспомнила, как разговаривала с мужчиной по телефону.

Его голос был глубоким, временами слишком резким и грубым, а порой необычайно бархатистым и гортанным. Сухой, как шуршащие под ногами осенние листья. И ещё, в нем присутствовали вибрирующие нотки. Словно кто-то перекатывал круглые камешки в глубоком деревянном стакане. Дерево и камень. Лес и волк. Хищник…

Услужливое воображение мгновенно нарисовало образ.

Ему должно было быть около сорока, или, даже несколько больше. Непременно высокий, статный. С правильными, но слегка угловатыми чертами лица. С глазами, обязательно темными и глубокими. Возможно карими, или серыми. Фигура… пожалуй, он мог бы быть сух, даже несколько худощав, но при этом крепок. Гладко выбрит, в строгом костюме. Возможно, с уже проявившейся легкой проседью в густых волосах.

Такие люди в своё время относились к редкой породе аристократов. Носили длинные сюртуки, камзолы и фраки, вставляли в левый глаз пенсне на длинной золотой цепочке и при каждом шаге опирались на тонкие, деревянные трости с резными изысканными узорами и набалдашниками из серебра или прозрачного горного хрусталя. Спокойные, размеренные, смотрящие на мир с высока, но без призрения. Знающие себе цену, деловые, собранные и строгие.

Да, обычно именно такие люди и покупают, подобные моей, картины, при этом совершенно не заботясь вопросом цены. Богатые, аристократичные, чувствующие себя хозяевами жизни и обладающие всеми положенными им странностями.

Например, подобные личности запросто могли являться коллекционерами редких минералов, экзотических бабочек, археологических древностей, или же, например, вот, уважали и ценили искусство и живопись.

Наверняка мой заказчик повесит эту картину где-нибудь в своём кабинете. В непременно огромной и мрачной комнате, с отделкой из темного дерева, массивным письменным столом, тяжелыми гардинами на окнах и стеллажами со множеством книг. По вечерам он будет сидеть в глубоком кресле, курить самые дорогие, импортные сигары, выпуская в пространство кольца сизого, густого, терпко пахнущего дыма, и смотреть на картину, которую написала я.

Интересно, о чем он при этом будет думать?

Возможно, о своей молодости, которая закончилась совсем недавно? Или же о том, что он, как и этот самый волк, стоит среди огромных вековых деревьев, совершенно один. Ведь я всегда была твердо уверена – богатые люди несчастны. Глубоко и отчаянно несчастны.

И почему-то вдруг подумалось, что этот мужчина будет очень уставшим и утомлённым жизнью. И даже стало как-то стыдно за то, что ему придётся заезжать в наш маленький квартал, искать нужный дом, заходить в тёмный подъезд (в нём сегодня снова перегорела лампочка) подниматься по лестнице до моей квартиры.