Виктория Ом - Я твоя пара

Повезло, что хвост был свободен, с его помощью я быстро смогла избавиться от пут. Словно куль упала на твердую поверхность, невольно отмечая, насколько всё реально: боль от удара, твердый шершавый пол – это точно не сон.

Пугающий звук раздался очень близко. Я поспешила подняться на ноги, путаясь в ткани юбки. В суматохе, оглядываясь на каждом шагу и натыкаясь на едва различимые в темноте стены, я добралась до лестницы. Спустилась, чуть не споткнувшись на ступеньках и не слетев вниз кубарем. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, болезненно ударяясь о рёбра. От всего этого дыхание моё сбилось, а воздуха нещадно не хватало. Я шумно задышала через рот, но это не спасало от невидимых тисков, которые сдавили грудь.

Глазами нашла спасительный выход – арку, ведущую на свободу, в лес, залитый солнцем и оглушающий пением птиц. Только я переступила порог, возрадовавшись в душе, что всё оказалось так легко и просто, как что-то, сдавив мою талию тугим кольцом, дернуло и потащило меня назад в непроглядную тьму.

Я упала на колени, в ужасе хватаясь за каменные плиты подо мной. Мои когти царапали шершавую поверхность, не имея возможности за что-то зацепиться. Поборов удушливый приступ паники, я бросила взгляд назад. Моим глазам предстала тугая веревка, сплетенная из сотен, а может, тысяч паучьих нитей.

Если она не затащит меня обратно в храм, то убьет: петля на талии всё туже затягивалась, глубоко впиваясь в кожу и угрожая разорвать пополам. Нет, не хочу. Ни первое, ни второе!

Упёрлась босыми ногами в пол, руками обхватила верёвку, будто собиралась выдернуть её из лап невидимого врага. Но силы были не равны, да и усилившаяся на талии хватка причиняла боль. Из глаз брызнули слёзы от бессилия и страха. Моё воображение рисовало малоприятный исход, если я сдамся.

Судорожно искала решение. И тут моему затуманенному взору попался нож. Надежда на спасение подтолкнула меня к решительным действиям. Недолго думая, я схватила нож и принялась резать ненавистную верёвку, которую крепко сжимала второй рукой.

Боль усиливалась, мой пленитель сопротивлялся до последнего всеми возможными способами, чтобы остановить меня и не дать уйти его игрушке. Едва чувствуя свои руки, я решительно замахнулась, чтобы перерубить оставшиеся от веревки нити, чуть не задев себя по ноге.

Взвыв не своим голосом от вспыхнувшей боли, выпустила нож и опустила руки, не веря собственным глазам: передо мной извивался хвост на залитом кровью полу, успешно отрезанный моими собственными руками.

Не понимая, как оказалась на кухне, и не желая принимать представшую картину за реальность, я на трясущихся руках попыталась отползти подальше от дергающегося хвоста.

– Рея! – услышала я голос Дина, а следом его руки обхватили меня за плечи.

Его следующие слова не смогли пробиться сквозь гулкий шум, что появился у меня в ушах. Едва дыша, смотрела в его перепуганные глаза, а тьма, от которой я так старательно бежала, стала вновь наползать, поглощая окружающее пространство. Веки налились тяжестью, но я сопротивлялась до самого конца, не желая терять связь с единственным, что мне казалось самым настоящим в данный момент – с Дином, который не знал, что предпринять в такой ситуации.

Спасать монстров – это сложнее, чем убивать их.

Но усталость взяла своё: я упала во тьму, потеряв ощущение твердой поверхности под собой и перестав чувствовать крепкие объятия Дина, когда он и не думал выпускать меня из своих рук. В тот миг мне больше всего хотелось, чтобы случившееся с моим хвостом оказалось дурным сном, а не новой жуткой действительностью.

Боль. Мне казалось, что я знаю, что такое боль, но ошибалась. Боги словно решили облагодетельствовать именно меня такими жуткими моментами, будто на мне отыгрываясь за все праздники Проклятых Богов.

Матери на них не хватает!

Тьма медленно отходила, возвращая меня в жуткую и болезненную реальность. Запахи настойчиво раздражали мой нос, хотелось избавиться от них по возможности скорей. К тому же у меня задница ныла, словно Джия боднула своими рогами, ни капли не соизмеряя силы.

Простонала, пытаясь перевернуться на бок – кажется, я себе ещё и пол-лица отлежала.

– Стой! – ударило по ушам, и чьи-то руки надавили на мою спину, возвращая обратно на постель. – Лежи, пока не зажило, не стоит переворачиваться.

Не зажило? Что у меня сзади…

– Хвос-ст…

Я разлепила глаза и увидела знакомого старика.

– Лежи спокойно, – сказал Бранс.

Не стала спорить, сил всё равно на это не было. В голове шумело, или в ушах, или и там, и там. Во рту пересохло. Глаза резал свет, что проникал через окно. Уже день?

– Вот, проглоти это, – сказал старый створг, протягивая мне уже знакомое лекарство с тонким шлейфом магии, а следом стакан с тростинкой.

Пришлось собраться с силами, чтобы съесть бусинку – она чуть не встряла мне поперек горла. Откашлявшись, я внимательней пригляделась к Брансу. Он выглядел, как и в первую нашу встречу: ни намёка на створговские признаки, даже завалявшейся чешуйки.

– Что с моим хвостом? – спросила я, так и не почувствовав отклика от своей многострадальной конечности.

– Ну, как бы тебе сказать, – замялся Бранс. – Ты оттяпала себе больше половины…

– Я… – попыталась приподняться на руках, чтобы собственными глазами убедиться, но старик меня вновь остановил.

– Лежи спокойно. Мы решили не оставлять тебе тот обрубок, он всё равно бы пришёл в негодность и через сезон-другой, может быть, сам бы отвалился.

– Что? – даже представить себе не могла, что со мной такое случится. – Мы?

– Я и Дин. Повидал я створгов, чьи хвосты пострадали в ходе охоты, поэтому прекрасно знаю, что бывает в таких случаях. К тому же сейчас регенерация у нас не такая хорошая, как раньше. А ты молодая, да и портить такую красавицу бессмысленным куском плоти не стоит.

– Ур-р-р.

– Да не расстраивайся ты. Сейчас и без хвоста можно спокойно жить. Ты поспи лучше, к вечеру будешь уже как новенькая.

Сложно передать словами те едкие и пожирающие остатки моего естества эмоции, что охватили меня, но миг – и словно что-то треснуло в моём сердце, заливая всё нутро холодным безразличием.

Веки слипались, я перестала сопротивляться, моля Мать, чтобы она окутала меня беспроглядной тьмой и не допускала больше таких кошмаров. Страх, что я проснусь, вновь покалечив себя, плотно засел во мне, но усталость и, возможно, царящие тут запахи, брали своё.

Следующее пробуждение оказалось не менее «приятным».

Сначала, перебив уже приевшиеся запахи, появился цветочный аромат: приторно-сладкий и до одури противный. Гнилая плоть и то приятнее воняет.