Карина Демина - Вдова его величества

– Ага… – Джио крутанулась.

И снова…

Кусты малины приветливо задрожали, осыпав Катарину белым цветом. В них все так же гудели пчелы и пахло медом, хотя для меда было слишком рано.

– А ведь я взрослая женщина, – задумчиво произнесла мьесс Джио, устраиваясь на земле. Она расправила юбки, цвет которых медленно менялся, и казалось, что это трава прорастает на ткани, и на руках, и на волосах Джио. – Лапонька моя, не стой. Мужик, он существо пугливое… вот что олень твой… от оленей, правда, пользы не в пример больше…

– Какой? – Катарина опустилась на траву и потрогала собственную юбку, которая также медленно менялась.

Магия? Если и так, то незнакомая…

– Исландская шерсть, – Джио поерзала, устраиваясь поудобней. – Подарок… старого друга… а что до пользы, то я вот оленину весьма жалую.

Она замолчала и прижала палец к губам, а над головой Катарины развернулся знакомый купол.

– Так оно понадежней будет.

От магии знакомо зазудела кожа, но на сей раз зуд был слабым, и Катарина с легкостью отмахнулась от него.

Незнакомца она не услышала.

О нем зазвенели пчелы и сойка закричала, предупреждая, но тотчас смолкла, заскакала по веткам дуба, будто бы ей тоже было любопытно. А он появился, как и в прошлый раз, словно из ниоткуда.

Вот не было. Вот есть.

Стоит, озирается… видит? Катарина замерла, и сердце оборвалось. Если то, что произошло вчера, можно было считать случайностью, то сегодня они с Джио определенно нарушили все мыслимые и немыслимые правила приличия.

– А он и вправду хорош… и это нехорошо.

– Почему?

Белые волосы он заплел в косу, которую украсил разноцветными перьями.

– Потому что… – проворчала Джио, но все же снизошла до объяснений: – Вот влюбишься, голову потеряешь, а мне потом разгребать.

Катарина позволила себе улыбку. Влюбится? Она?

Это… невозможно. Наверное. Нет, было время, когда она, Катарина, мечтала о любви, о такой, как в романе, чтобы с первого взгляда и до конца дней, чтобы жить, дыша друг другом, не имея возможности надышаться вдоволь.

Чтобы сердце всякий раз обрывалось при взгляде на него. И в животе бабочки.

Какая любовь без бабочек в животе? А теперь вот в животе пустота, которой тот недоволен, что и изволит выражать совершенно неизысканным урчанием. И хочется отнюдь не любви, но свежего молока и булочек. Можно с маслом. И с сыром.

Мысли определенно были неромантического складу.

Меж тем гость избавился от куртки. И рубашки. И обуви, которую аккуратно поставил между двумя горбами корней, чем заслужил одобрительный кивок Джио.

Красота красотой, а порядок она все же ценила больше.

Он повел плечами, встал спиной к Катарине и, оглянувшись, потянул вниз подштанники.

– Что он делает? – Катарина поспешно закрыла глаза.

– Раздевается.

– Я вижу!

– Тише, спугнешь…

Этого, пожалуй, спугнешь.

– И не трясись. Можно подумать, никогда голого мужика не видела.

– Не видела, – призналась Катарина.

А Джио фыркнула и ответила:

– Тогда тем более… когда еще случай выпадет.

Катарина искренне надеялась, что весьма и весьма не скоро. И в конце концов, что она там не видела… то есть именно то, что ей собирались показать, она и видела, но не сказать, чтобы была сильно впечатлена.

В бок вписался острый локоть, и Катарина приоткрыла глаз. Левый. Потом подумала и приоткрыла правый тоже.

– Позер, – проворчала мьесс Джио, но без прежнего раздражения. – Но хорош… ишь, вертится, что твоя юла… и главное, не боится же отмахнуть себе чего-нибудь важного ненароком.

Он и вправду не боялся.

Или боялся, но не очень, потому что иного объяснения происходящему Катарина не находила. Разве можно вот так… у нее сердце в пятки ушло, а потом вернулось, чтобы снова уйти.

Гудел воздух. Пели клинки. И Катарина слышала их голоса. Левый раздраженно выл, и казалось, он вот-вот вывернется из руки, ударит по пальцам. По ноге.

По тому, на что приличным вдовам смотреть не стоит. А Катарина вот смотрит… то есть большей частью на клинки, конечно. Правый пел тонко, надрывно, он казался натянутой струной, что вот-вот лопнет, не в силах сдержать напряжение. И тогда сам клинок рассыплется.

А человек…

Не человек. Люди не могут быть настолько подвижны. Тела их не способны так выгибаться. Катарина знает. Ей случалось наблюдать за тренировками, в том числе королевской гвардии, на которые собирались лучшие из лучших…

Пока кто-то не донес Генриху, что его королева слишком уж много внимания уделяет другим мужчинам. Катарина вздрогнула и обняла себя.

А клинки скрестились над головой чужака. Теперь он стоял спиной к Катарине, и мышцы его вздулись, будто клинки эти весили куда больше, чем казалось с виду. На смуглой коже блестели капли пота, и рисунок шрамов проступил куда четче, чем в прошлый раз. А коса приклеилась к позвоночнику. И Катарине подумалось, что само наличие этой косы донельзя разозлило бы Генриха.

Он не любил людей, которые выделялись.

И нелюдей тоже. Наверное, потому, что они выделялись сильнее обычного.

– Не будь у тебя этой пакости, – мьесс Джио коснулась запястья Катарины, пробуждая спящую силу, – я бы сказала, что вам срочно нужно познакомиться. Такие безголовые красавцы – лучшее средство от хандры. Но вот для серьезных дел они не годятся. Категорически.

Катарина поскребла кожу, поморщилась и согласилась. Вряд ли можно ждать серьезности от человека, который нагишом скачет в чужом саду.

Пусть и с клинками. Но ведь нагишом!

Кайден выбрался через окно.

Во-первых, вернулся он вчера поздно и не стоило надеяться, что сей факт пройдет мимо Дугласа, а наставник отличался не только въедливостью, но и воистину потрясающим чутьем на ложь. Врать ему не хотелось, а сказать правду… Кайден подозревал, что правда его обрадует еще меньше, чем вранье.

Во-вторых, Дуглас наверняка поинтересуется, куда это Кайден собрался и зачем ему спозаранку клинки. В-третьих… в общем, путь через окно представлялся наиболее удачным вариантом. На землю Кайден соскользнул беззвучно, и трава мягко спружинила под его ногами.

Он вздохнул.

И нырнул в заросли терна. Колючие ветви раздвигались, чтобы за спиной переплестись в одну сплошную шипастую стену. По ней немедленно поползли тончайшие нити вьюнка. Трава распрямлялась, скрывая следы.

Он выбрался к старому фонтану, чаша которого давно уж дала трещину с одной стороны и поросла мхом с другой. За фонтаном обнаружился остаток древней стены, некогда разделявшей сад на два, а уже за ним и тропа.

Женщина пришла.

Кайден почувствовал ее задолго до того, как увидел старый дуб. Этот запах принес ветер, а с ним и другой, заставивший поморщиться.