Мария Лунёва - Ритуал для призыва профессора

– Как такое возможно?! – пораженно выдохнула я.

– Все эти работы, Ирина, детей простых деревенских и городских бедняков. Их легко купить за гроши на любом городском базарчике. Идея их разместить здесь принадлежала Эя Аалу. Расчет был очень прост: эти картины чудесны – каждый невольно остановится и спросит об авторе. И несказанно удивится, что писал эти, не побоюсь этого слова, шедевры не аристократ, а сын рыбака, например, – Хаул указал рукой на картину, изображающую море.

Я невольно улыбнулась, поняв, что так тонко прочувствовать красоту морского побережья, его вкус и запахи, может только тот, кто влюблен в него. Сын рыбака. Да!

– Нельзя занижать такой талант только потому, что родители положением в обществе прихвастнуть не могут? – выдохнула я. – Эти картины не могут стоить гроши. Они бесценны, уникальны. В них душа.

– Да, нельзя, – согласился со мной жнец. – У нас магическая академия и помимо целителей, стихийников и некромантов, здесь планируется обучать и художников. А может и лицедеев, и певцов. Всех, кто отмечен магией. До настоящего времени этим не занимался никто.

Я, наконец, оторвала свой взгляд от картины с детьми и внимательно посмотрела на некроманта.

– А как же театры, оперы? – уточнила я.

Он зло улыбнулся, какая-то ненависть скользнула в его взгляде.

– Только аристократы и для аристократов! Забавы богатеньких детей. И все это крайне безвкусно и напыщенно. Ярмарочные представления, где поют и разыгрывают шуточные сценки дети торговцев, в разы красочнее и захватывающее.

– Вот бы увидеть, – размечталась я.

– Увидишь, я свожу тебя в город, – услышала я он него.

– Это обещание? – быстро поймала я жнеца на слове.

– Это приглашение, Ирина, – он как-то странно на меня посмотрел, словно выжидая чего-то. Может за реакцией следил. А вообще непонятный он порою. Словно две личности в нем: простой человек и храмовник.

– Я с радостью его принимаю, – пролепетала я. Как бы там ни было, этот мужчина с каждой минутой нравился мне все больше и больше. Но я все не могла понять, сколько ему лет. Загадка! Вроде лицом юн, ровесник мой, а может и младше, а говорит, как человек многое повидавший и не один день поживший.

– Хаул, – окликнула я храмовника, что, уже поднявшись на три ступени, рассматривал еще один пейзаж, – сколько тебе лет?

– Потом, – он, не оборачиваясь, криво как-то даже проказливо улыбнулся. – Я отвечу на этот вопрос тебе потом.

– Когда? – уточнила я.

– Когда сочту нужным, Ирина, – чуть строже произнес он. – Когда это не будет иметь для тебя никакого значения. Позже.

Я поморщилась. Странная у него все-таки манера вести разговор. Вот вроде обходительный и внимательный мужчина перед тобой, мгновение, и он словно забывается, показывая довольно властный нрав.

– Профессор Холодова, Ирина, ну, где же вы? – снова знакомый голос и опять откуда-то сверху. Подняв голову, узрела перегнувшегося через перила ректора Фигра. Невысокий узкоглазый мужчина улыбался открыто, растягивая губы чуть ли не до ушей.

– Студент ДартФао показывал мне картины, ректор, – попыталась оправдаться я.

– А, это да! Возле них все останавливаются и замирают на пару минут. Мне стоило догадаться, что вас так задержало, – ректор исчез из виду. А через секунду я услышала, как кто-то быстро спускается к нам по лестнице. – Моя любимая вот эта, – появившийся рядом с нами Фигр ткнул длинным худым пальцем в одну из картин, висевшую чуть выше меня. – В одно время я даже утащил ее к себе в кабинет, но слишком быстро понял, что скрывать ее от чужих глаз нельзя. Оцените ее, Ирина, думаю, вы не останетесь равнодушной.

Пожав плечами, я поднялась на пару ступеней и остановилась у полотна. Вроде ничего необычного: пустой дом, грязь по углам, обшарпанные серые стены, развалившаяся каменная печь, зола, рассыпанная на полу, и сшитая явно неумелыми руками игрушка, отдаленно напоминающая зайца.

Придвинувшись ближе, я всматривалась в детали, как вдруг услышала надрывный детский плач, срывающийся на вой. Слух резанул звук розги и яростный визжащий крик женщины. Снова звук удара, просто душераздирающий безумный крик совсем маленького мальчика.

Пошатнувшись, я оступилась на лесенке и попала в крепкие объятья Хаула. На моих глазах проступили слезы. От волнения все внутри дрожало.

– Что это было? – хрипло севшим от нахлынувших эмоций голосом спросила я.

– Картина называется «Графиня изгоняет дар жнеца из сына кухарки», – тихо ответит ректор. – Это напоминание всем нам о том, зачем мы всем этим занимаемся. – Ректор обвел рукой пространство, намекая, видимо, на саму академию.

– Не понимаю, – честно призналась я.

– Это первопричина, Ирина. Крик о том, что наше общество нуждается в переменах, – пояснил Хаул.

Кивнув, я еще раз посмотрела на опустевший дом, растресканные рамы и кролика. Именно эта грязная игрушка приковывала к себе внимание. От ее вида мурашки по коже бежали, на душе становилось холодно и тоскливо.

– Но почему это нарисовано так? – шепнула я.

– Потому что мальчик умер, – негромко произнес Хаул. – Дом опустел, огонь в печи погас и игрушкой больше некому играть. Родители ребенка перебрались в другую деревеньку, а девочка, что стала свидетелем расправы над своим другом, нарисовала это и хранила у себя много лет. Она аристократка и боялась даже признаться, что водила дружбу с поваренком. Но боль осталась, и жила в ней долгие годы. Она и сейчас здесь, в этой картине. А когда женщина узнала, что кто-то подал идею об открытии специальных школ и академий для магов из низших слоев, то поддержала эту идею и принесла этот холст нам, попросив показать всем. Рассказать каждому о том ужасе, что она пережила ребенком. Поведать о ее боли. Она поделилась ею со всеми. Кому-то покажется это странным и даже ненормальным. Но эта картина будет висеть здесь, и ужасать каждого, кто в нее решит всмотреться.

– Это действительно ужасно, – тихо произнесла я.

– Вам так не понравилась картина? – ректор Фигр прищурился, словно пытаясь проникнуть в моё сознание.

– Ужасно то, что творится в вашем мире. Ужасно, что какая-то графиня может вот так просто взять и садистки убить ребенка, и никто не посмеет ее остановить. Ведь были же свидетели!

Хаул зло рассмеялся.

– Еще десять лет назад, Ирина, таких как я убивали. Не прибери меня к себе храмовники, умертвили бы. Теперь все иначе! А с твоим приходом, мы можем смело надеяться, что и эта академия получит лицензию, а вместе с ней и подарит надежду тысячам детей.

Услышанное меня слегка шокировало.

– А как лицензию получили предыдущие академии? У вас все же есть анатомы?

– Нет. В предыдущих пришлось отказаться от специальности «некромантия» и «целительство», – ректор говорил серьезно и немного взволнованно.