Оксана Гринберга - Жена для Верховного мага

Церковь была переполнена. Горели свечи – много свечей – и одуряюще пахло ладаном. В переднем ряду кто-то постоянно кашлял и шмыгал носом – скорее всего, моя тетушка Лавиния, с самого утра прикладывавшая к глазам батистовый платочек, или же няня Флоренс, отлично обходившаяся и без него. Задние ряды, которым не досталось места на скамьях возле алтаря, молчаливо напирали, и на них шикали, прося не толкаться.

И все это под разносившийся по церкви глубокий, грудной голос святомонахини Иридии, уже добрый час выводившей молитвы к Великой Матери.

Этот ее голос, и запах горящих свечей, и разгоряченные людские тела – многим здесь не помешало бы постирать пропахшую потом одежду, да и самим хорошенько помыться, – а еще слишком сильная для июня жара, втекавшая в распахнутые дубовые двери, – все это погружало меня в полубессознательное состояние.

Оцепенение давно уже охватило мысли и чувства, тело одеревенело, и я больше не ощущала ни ног, ни рук, в которых старательно сжимала зажженную свечу. Но была рада этому дурману, этой спячке, на короткий срок избавившей меня от мучительных размышлений и поиска выхода из ситуации, в которую я попала.

Потому что выхода из нее не было.

Тут на хорах грянули, затянули церковный гимн, да так громко, что я дернулась, возвращаясь из полузабытья в реальность. Сердце бешено заколотилось, и я растерянно обвела взглядом пеструю толпу – кажется, в церковь Великой Матери, стоявшую на выезде из Нукка, пришел весь округ Гленншир. Подумала отстраненно: а чего все так вырядились, если у нас похороны?..

Но тут пришла в себя окончательно. Тряхнула головой, разгоняя остатки липкого тумана. Потому что у нас были вовсе не похороны – я присутствовала на собственном венчании. Простояла почти час на коленях на мягкой подушечке возле алтаря, и этот высокий мужчина рядом со мной, от которого за версту разило Светлой Магией, одетый в парадный темно-синий камзол с блестящими пуговицами на груди и Пурпурным Сердцем за храбрость, вот-вот станет моим мужем.

Именно это и ввергало меня в пучину отчаяния – моя собственная свадьба!

К ней я относилась, как к похоронам, а брачный договор расценивала, как смертный приговор. Потому что осуждена я была без суда и следствия; вины моей не было и в помине – в чем может быть виновата та, которую назначили стать женой лорда Тайлора Бростона, нынешнего Верховного Мага его Величества, еще в колыбели?!

Правда, наказание откладывалось почти на двадцать лет, но этот час все-таки настал. Отсюда и свеча в руке, и давка в церкви, и сосредоточенное лицо венчавшей нас святомонахини, нараспев читающей молитвы. Но венчание подходило к концу, и она вот-вот объявит нас мужем и женой!..

С трудом повернув одеревеневшую шею, я кинула взгляд через белоснежную вуаль на незнакомца, который скоро станет моим законным супругом. Тайлора Бростона я увидела первый раз в жизни этим самым утром, и до сегодняшнего дня он проявлял к моему существованию завидное равнодушие.

К удивлению, жених оказался вполне привлекательным. Он был старше меня на одиннадцать лет – ему недавно исполнилось тридцать – темноволосый, с волевыми чертами лица, упрямым подбородком и яркими синими глазами. Все остальные знания о нем были мною почерпнуты исключительно из газет. Лорд Бростон оказался любимцем столичной прессы, частенько замеченным ею в обществе ослепительной прима-балерины Жаклин Брюссо, – тетушка постоянно зачитывала мне колонку светских новостей из «Столичного Вестника».

Вот и сейчас я смотрела на молодого франта и думала… Он-то в чем провинился? За что его так жестоко наказали… мною?!

В чем-то я ему даже сочувствовала, моему товарищу по несчастью. И все только потому, что наши отцы девятнадцать лет назад решили объединить свои земли, примыкавшие друг к другу. Похоже, распили бутылку коньяка после обеда, раскурив кембрийские сигары, и подумали, что это очень даже неплохая идея. После чего заключили проклятый брачный договор, расплачиваться за который приходилось их детям!

На нашем венчании, кстати, не присутствовал ни один, ни другой. Лорд Бростон-старший вот уже пятнадцать лет как в могиле вместе со своей женой: эпидемия Красной Лихорадки не щадила ни бедняков, ни столичных лордов. Мой отец, генерал Лазариус Нейтон, давно уже… Нет, папа был жив и вполне здоров, но я не видела его лет так пятнадцать, потому что отца куда больше дочери интересовала бессмысленная и кровавая война на стороне Альянса. Он и не подумал явиться на нашу свадьбу, хотя я отправляла ему приглашение.

Зато нам пришлось… Пришлось на нее явиться!

Не знаю, о чем думал Тайлор Бростон, но на миг мне показалось, что на его красивом, хранившем до этого выражение холодного безразличия лице, промелькнула гримаса отвращения. Отвращения к браку с незнакомой девицей, которую ему навязали на всю оставшуюся жизнь, потому что разводы в Валоре запрещены. К обязательствам, которые придется исполнять, хотя они идут вразрез с голосом разума.

Потому что мы слишком разные! И у меня не может быть ничего общего со столичным лордом в дорогом камзоле!.. Верховный Маг его Величества, наследник обширных земельных владений, превышающих мои чуть ли не в пять раз. Отличное образование – сначала в Валоре, затем за рубежом, – герой войны, отличная должность при дворе, друг наследного принца Густава и любимец женщин – я многое узнала о нем из газет!.. Подозреваю, брак со мной, дочерью генерала Лазариуса Нейтона, выросшей в гленнширской глуши, казался ему ужасным мезальянсом.

Не выдержав тяжелого взгляда жениха, я нервно дернула головой. Но он продолжал меня рассматривать, словно пытался разгадать то, что скрывала белоснежная вуаль, спадавшая на подол моего простенького подвенечного платья.

Когда-то это самое платье принадлежало моей маме, и по нынешним временам было довольно старомодным, но я решила, что и так сойдет. Правда, за день до венчания Флоренс заставила меня примерить его еще раз, после чего схватилась за голову. Пришлось срочно ушивать – за последнюю неделю, полную хлопот и приготовлений к свадьбе, я похудела так сильно, что, по словам няни, даже в гроб краше кладут.

Мне было все равно, в чем меня положат в гроб – вернее, в каком виде ехать в церковь, – но Флоренс этим утром все же решила меня приукрасить. Сделала прическу, укротив мою непослушную гриву черных волос с помощью шпилек и лент, после чего приколола в нее несколько белоснежных бутонов роз из сада. Из украшений на мне была лишь тонкая нитка речного жемчуга – и больше ничего…

Помню, как перед выездом я мельком взглянула на себя в зеркало, отметив лихорадочный блеск зеленых глаз на осунувшемся лице, и безразлично пожала плечами. Да какая, в принципе, разница?..