Татьяна Абалова - Дневники фаворитки

Я лежала и прислушивалась к чавкающим звукам. Что делать? Подняться и бежать, ведь тот проход, через который ушел Палек, совсем рядом, надо лишь обогнуть стену и постараться не задеть хвост урчащего от удовольствия чудища? Или лежать и ждать, когда тварь вернется к себе? А вдруг теперь, когда голод уже не будет властвовать над ее умом, она окажется более внимательной?

Осторожно высунула голову из-за валуна и увидела нечто огромное, мускулистое, с гибким телом и сильными лапами. Два сложенных крыла топорщились острыми наростами – видимо они и скребли стены. Красная чешуя как броня заковывала всего хищника, более темные по окрасу шипы шли от самого хвоста до… до невероятной головы. Зачаровывающей красотой линий и сковывающей ужасом. Зверь как раз задрал ее, заглатывая приличный кусок мяса. Он даже его не жевал! Острые зубы, длинный подвижный язык и желтые змеиные глаза – передо мной находился его величество Дракон.

Надо бежать!

Замирая от страха, боясь сдвинуть даже один камешек, чтобы не привлечь внимание, я кое-как поднялась. Сильно пожалела, что на мне юбка, а не какие-нибудь штаны. Если выживу, надо будет обязательно позаботиться и о таком наряде. Здешние пещеры полны тайн, и убегать от опасности лучше в мужской одежде.

Я не дышала и вся превратилась в зрение. Смотрела под ноги и на зверя, видела каждый выступ на стене и каждый камешек под ногами. Я почти добралась до поворота, когда хвост твари дернулся, и теперь передо мной маячил самый его кончик, украшенный шипом в мой рост. Зажала ладонями рот, чтобы не закричать, и в этот самый момент услышала шаги. Обыкновенные неторопливые человеческие шаги.

Кто тот безумец, что приближается к жрущему ящеру? В том, что передо мной виверна, я уже не сомневалась. Вот и зверь прислушался, перестав жевать, повернул голову. Потянул ноздрями.

Я вжалась в стену и мысленно поблагодарила Велицу за обрезанные сапожки и невзрачный серый платок. Как могла им прикрылась и медленно-медленно села. «Я камень. Меня никто не заметит», – успокаивала я себя, подглядывая в оставленную щелочку за происходящим. Если вдруг виверна бросится на человека, у меня будет всего лишь мгновение, чтобы сорваться и убежать.

– Здравствуй, Хоул, – из темного прохода появился Таллен. Виверна радостно выдохнула, подняв в воздух мелкую пыль.

Удивительно было наблюдать за общением ящера и короля. Виверна опустила голову, и Таллен погладил ее по широкому лбу. Ящер закрыл глаза и заурчал. В этом звуке слышались и радость от встречи, и упрек, что долго не приходил, жалобы на скуку и боязнь, что общение долго не продлится. Я ясно различила все оттенки чувств! Не такие уж виверны безмозглые, как рассказывал доктор Фурдик.

– Я все понимаю, Хоул. Все понимаю, – король сел на край ямы и свесил ноги. Виверна достала один из кусков и протянула Таллену. Тот, засмеявшись, отказался.

Король дождался, когда виверна закончит, потом поднялся и пошел к тому выходу, за которым плескалось море. Его фигура на фоне серого низкого неба была видна особенно четко, поэтому я разглядела, что Таллен выглядит совсем не так, как обычно. Казалось, что на его плечах лежит целый мир, и он сгибается под тяжестью нелегкой ноши. Ветер задирал волосы, и они бились о мех ворота словно крылья. Виверна подошла туда же, аккуратно, так, чтобы не сбить короля на скалы, легла и со вздохом устроила голову на передних лапах.

Самое время уйти, но любопытство заставило меня остаться.

– Они все-таки убили ее, – произнес король, глядя куда-то вдаль. Виверна открыла глаз. – Фиордес больше нет. Ее тело лежит в склепе, но то, что я вижу – это не моя Фиордес. Они надругались над ее красотой.

Виверна вздохнула.

– Я знаю, она просила нарисовать ее, но не успела…

Король вдруг закрыл лицо руками. Его плечи затряслись.

Таллен плачет?! Может ли этот бессердечный мужчина плакать? Я не верила.

Но король вдруг упал на колени. Казалось, что его подкосила неведомая сила, так неожиданно все произошло. Потом согнулся, сложился пополам и уже плакал, не скрываясь, в голос.

Сколько тоски, сколько боли было в том плаче!

Я мазанула ладонью по своему лицу и удивилась, что оно мокрое. Я плакала вместе с королем.

Уже уходя, считая невозможным более находиться рядом и подглядывать, как боль утраты ломает мужчину, я услышала:

– Я любил Фиордес, поэтому никак не мог отпустить…

***

Кисти и краски. Натянула холст, угольком набросала лежащую на полу купальни женскую фигуру. Я помню красоту тела Фиордес. Она поразила меня, поэтому я запомнила и упругую грудь, и мягкую впадину пупка, и треугольник темных влажных волос, гладкость тяжеловатых бедер. Я не стала рисовать лицо, в таком ракурсе его просто не могло быть видно, но изогнутое в страсти тело, тянущееся для ласк и наслаждения, получилось до того похожим на оригинал, что я сама удивилась своему мастерству.

Я пропустила обед и ужин, пропустила завтрак следующего дня, и обеспокоенная Велица сама принесла мне поднос с нехитрыми яствами, но я не оторвалась от картины, пока не закончила.

Что двигало мною? Сопереживание? А, может, вина, потому как слова короля «Они убили ее» приняла и на свой счет? Ведь не могла Фиордес не почувствовать моего раздражения, моего нежелания с ней общаться.

Нет, вовсе не вина и не сочувствие двигали мною. Я хотела, чтобы король сохранил в своем сердце искру любви. Пусть к другой, умершей уже женщине, но такую человеческую искру, делающую даже самого прожженного негодяя чище, лучше, светлее.

***

Рисунок я передала через Велицу.

– Не разворачивайте. Король наверняка не захочет, чтобы картину видел кто-то еще. Ее заказала Фиордес, – я оттирала руки от краски. Дракониха вскинула на меня глаза. – Мне кажется, он страдает.

– Спасибо, девочка, – Велица крепко обняла меня. – Со дня смерти Фиордес Таллен ни разу не вышел к столу. Иногда его нет и в своих покоях, и я только гадаю, где он может находиться.

– Он любил ее, да?

– Он любил ее, а она позволяла себя любить, – дракониха вытерла набежавшую слезу, и не было понятно, по ком она плачет: по несчастной фаворитке, или по своему страдающему королю. – Фиордес нравились его внимание и драгоценности, которыми он ее одаривал, прельщала возможность творить все, что ей вздумается. Раскованная, свободолюбивая и дерзкая. Они часто ссорились, и тогда Таллен отсылал ее назад к мужу, встречался с другими женщинами, но неизменно возвращал. Что теперь будет?

Я пожала плечами.

И подумалось мне, что король сейчас мучается не просто так. Это своеобразное возмездие за порушенные его волей судьбы. Он легко уничтожил мои мечты, походя отнял у меня привычный мир, а теперь кто-то такой же бессердечный убил его любовь.