Юлия Цыпленкова - Тонкий лёд

– Тебя? – переспросил он, и я кивнула. – Замуж?

– Что тебя смущает, братец, – чуть раздраженно спросила я. – Разве ты не видишь моей красоты и не считаешь завидной невестой?

– Ты миленькая, – улыбнулся младший агнар Берлуэн. – И, разумеется, столичному хлыщу повезло, что он отхватил столь лакомый кусочек. Я просто удивлен, откуда он прознал о том, что такое чудо скрывается в нашем поместье, затерявшемся среди лесов.

– Должно быть, ему нашептали белки, – совершенно серьезно ответила. – А может, олень, когда диар прицелился в него из ружья, обменял свою жизнь на тайну моего существования в чащобе Данбьергского леса.

– Какие, однако, болтливые животные в нашем лесу, – рассмеялся брат, и я не удержалась от улыбки – смех Артиана был до невозможности заразительным. Отсмеявшись, братец снова взглянул на меня. – И все же странный выбор у нашего диара.

– Не могу не согласиться, – усмехнулась я уже невесело. – Не пойму, зачем я ему понадобилась. Но наш папенька невероятно счастлив. Должно быть, диар обещал ему некую сумму за дочь. Как видишь, не такая уж я и пропащая, мне тоже нашлась цена.

Артиан поджал губы, испытующе глядя на меня.

– Это большая удача, не правда ли, братец? – спросила я, но голос вдруг дрогнул, и слезы навернулись на глаза.

Глупая и ненужная слабость. Мне сейчас полагается прыгать от радости, а не лить слезы. Перезрелую девицу без приданого берет в жены родовитый аристократ. Дар небес, верно сказал папенька, а я, как глупейшее создание, вдруг решила разреветься. Брат тут же оказался подле меня. Он присел на корточки, взял мои руки в свои ладони и заглянул в глаза.

– Диар хорош собой, разве он тебе совсем не понравился? – спросил Артиан. – К тому же невозможно богат. Ты выберешься из нашей нищеты. Неужели тебе вовсе не лестно, что ты станешь диарой Данбьергской?

– Ах, что ты, братец, – улыбнулась я и, освободив одну руку, вытерла непрошеные слезы. – Меня радует, что это замужество поможет нашему семейству. Надеюсь на это. Просто… Просто д’агнар Альдис напугал меня своей холодностью. Я даже не заметила, что он хорош собой. Разве красота может быть надменной? Она согревает душу, а не замораживает ее.

Брат удивленно округлил глаза.

– Фло, Богиня с тобой! – воскликнул он. – Да знаешь ли ты, как увиваются вокруг него дамы, желая получить благосклонность диара? Проклятье… – Артиан вдруг помрачнел. – Когда станет известно, что он женится, и, главное, на ком женится, ряженые клуши тебя заклюют. Впрочем, он мужчина серьезный и здравомыслящий, потому непременно оградит свою супругу от нападок, иначе зачем бы ему жениться? И все же… Как все странно.

Брат поднялся на ноги, выпустил из захвата вторую мою руку и прошелся по комнате, о чем-то размышляя. После обернулся ко мне и произнес:

– Поговорю-ка я с отцом. Возможно, что-то и прояснится.

– Непременно потом расскажи мне, что ответит папенька, – попросила я, поднимаясь с кресла.

Артиан кивнул, и мы покинули его комнату. Я отправилась искать близнецов, а младший агнар Берлуэн поспешил к Берлуэну-старшему.

Наша жизнь начала меняться. И, признаться, до тех пор, пока в нашем скромном поместье не появился модный портной со своими многочисленными шумными помощниками, я так до конца и не верила в реальность намерений диара. Дом заполнился громкими разговорами, движением, ароматом дорогого одеколона, шуршанием распаковываемых коробок, распоряжениями портного, явно чувствовавшего себя едва ли не хозяином вселенной.

Отец ощущал заметную неловкость и робел перед важным гостем, намного ниже его по рождению. Привыкший общаться со знатными особами, инар Рабан держался с нами покровительственно и чуть насмешливо. Он был лучшим в своем ремесле и знал об этом, потому мог позволить себе подобный тон. К тому же оплачивал труды почтенного инара диар, а мы стали лишь безмолвными куклами, на которые портные надевают свои платья в витринах магазинов.

Инар Рабан собрал все наше семейство в Бордовой гостиной, за чистотой которой неизменно следили, выстроил нас в ряд, после подпер ладонью подбородок и задумчиво осмотрел по очереди каждого.

– Агнара Берлуэн, выйдите вперед, – велел портной.

Я сделала несмелый шаг и замерла, дергая манжет своего платья. Инар поджал губы, приблизился ко мне и удрученно вздохнул.

– Дорогая агнара, серый совершенно не ваш цвет, – произнес он. – Он делает вас невозможно безликой. Как можно так безвкусно подбирать наряды?

«Очень просто, дорогой инар, – хотелось мне ответить. – Если бы мы могли себе позволить выбирать, возможно, я бы посещала вашу лавку собственной персоной, и вы бы помогли мне подобрать мои цвета, пошили мне гардероб, и я бы не робела перед простым портным настолько, словно он не портной, а король».

– Итак, – мастер потер руки и щелкнул пальцами. Его подручные, замершие в неподвижности, пока их хозяин рассматривал нас, разом отмерли и стали похожи на псов, взявших след. – Мальчики, мне нужен красный и все его оттенки, какие есть. Еще зеленый, лучше нежного оттенка, под цвет глаз агнары Берлуэн. Подайте голубой, синий и розовый, но розовый не должен быть блеклым. Никаких блеклых цветов, нам нужны яркие краски! К зеркалу! – это уже было сказано мне, и я поспешила исполнить приказ инара.

Я замерла перед напольным зеркалом, нервничая все больше. Губы, которые я покусывала все это время, горели огнем, припухли еще больше и покраснели.

– Дитя, что за страх и смущение я вижу в ваших глазках? – всплеснул руками портной. – Доверьтесь мне, и я сделаю из вас настоящую красавицу! Д’агнар Альдис будет покорен, уж можете мне поверить.

Я окончательно смутилась и покраснела столь сильно, что огнем опалило даже уши. Инар Рабан тут же недовольно поцокал языком.

– Немедленно успокойтесь, агнара Берлуэн, и верните ваш природный цвет лица! – воскликнул он с негодованием. – Как мне подобрать вам правильные оттенки ткани, если вы похожи на перезрелый помидор? Это же совсем иные цвета! Немедленно возьмите себя в руки.

– Можно мне выйти на воздух? – севшим голосом спросила я.

– Идите, – небрежно махнул рукой инар Рабан. – Мы пока разберемся с вашими родными. Агнар Берлуэн, займите место вашей дочери.

Уже выходя из гостиной, я услышала голос портного:

– До чего же ваша дочь впечатлительна, агнар Берлуэн.

– Флоретта не привыкла к столь пристальному вниманию к своей персоне, – ответил папенька, и большего я не слышала, спеша оказаться на улице.

Здесь меня встретила новая неожиданность. К нашему дому подъехали телеги, груженые кирпичами, досками, какими-то инструментами. На одной из них сидел пузатый инар в коричневом сюртуке и картузе. Завидев меня, он вскинул руку и крикнул: