Елена Рейн - Стихия запретных желаний

Но та откинула ее в сторону с такой быстротой и пренебрежением, что девушка почувствовала себя действительно ненужной.

– Отойди от меня. Отойди! – гневно заорала Екатерина. – Во мне теперь растет нормальный человеческий ребенок, а не убожество с клыками! И не смей ко мне и к нему приближаться. Поняла? Быстрее бы ты ушла куда-нибудь, чтобы мои глаза тебя не видели. Отродье!

– Мамочка, прости. Я не хотела тебя обидеть… – стараясь успокоиться, тихо говорила девушка.

– Мне не нужна ничья помощь. Я сама проживу. И не думай, что твои копейки поменяют мое мнение. Ты как была для меня зверенышем, так и останешься. Это я о тебе не хотела заботиться, надеясь, что ты уйдешь или сдохнешь, а я ни при чем буду. Но такие, как ты, не умирают, они только кровь пьют. Но теперь все изменится. Поняла? Надеюсь, ты скоро уйдешь из моего дома. Еще год, и пойдешь куда-нибудь… А мы будем жить с моим малышом. Пока на пособие, потом я работать пойду. Ты не смей к нам подходить! Не хочу, чтобы он ощущал мою ненависть к тебе. Постарайся ради Христа не попадаться мне на глаза. Будь человеком, – процедила спокойно женщина и легла на диван, охая и держась за живот.

Вика приподнялась с пола и, еле сдерживаясь, чтобы не закричать, чуть слышно прошептала:

– Хорошо, мама. Я постараюсь тебя не беспокоить…

Девушка быстро вышла из комнаты прямым ходом на улицу. Ей было все равно, что она раздета. Вика еле-еле сдерживала свою волчицу, прорывающуюся через ее сущность. Девушка в носках побежала на задний двор, а потом через кладбище к полю, где находились лесочки. Она уже не контролировала себя, рыдая во весь голос от обиды и несправедливости.

Вика вбежала в лес, за секунды скидывая свою одежду, и через мгновение между деревьев неслась уже молодая волчица небольшого размера. За годы у девушки поменялся цвет волос от черных до светло-коричневых, отливая красным оттенком. Волчица тоже изменилась внешне, поменяв темно-серый цвет шерсти на светло-коричневый.

Маленькая хищница носилась по лесу больше трех часов. И лишь когда стало очень темно, она перекинулась в девушку. Лютый холод обдал ее обнаженное тело, а ноги были насквозь мокрыми от снега. Она бежала по сугробам и смотрела по сторонам с потаенной надеждой, чтобы ее никто не увидел. Оказавшись на том месте, где оставила одежду, поспешно оделась.

Подойдя ближе к поселку, она увидела одинокую фигурку своей подруги. Пущина стояла с шалью на дороге, высматривая ее. Виктория закусила губу и подошла к ней.

Наталья молча, ничего не говоря, накинула на нее теплую шаль и подала валенки, достав их из пакета.

– Замерзла совсем! – проворчала она.

– Наташа, я…

– Молчи… я знаю уже примерно год. Как-то увидела, что ты в лес побежала, и бросилась за тобой. Я бы и сейчас не приперлась, раз ты не доверяешь мне, но, между прочим, тридцать градусов мороза. Так что пошли, мама нам чай готовит. Я ей сказала, что ты с мамкой поссорились, а потом убежала в лес.

– Ты…

– Я ничего никогда никому не скажу. Так что перестань идиотские фразы говорить. Ты моя подруга, и мне все равно, что ты иногда воешь на луну и бегаешь за зайцами по лесу.

Вика улыбнулась и тихо прошептала:

– Прости, что не доверилась.

– Ладно уж… Но прощу в том случае, если к нам на чай пойдем.

– Хорошо, – просипела девушка, и они пошли в сторону поселка.

– Что случилось? – поинтересовалась между прочим Пущина.

– Мама беременна…

– Ого… В тридцать семь лет беременеть при таком образе жизни? Какая она рисковая женщина!

– Я тоже переживаю… Родит в тридцать восемь… Она себя не может содержать, а малышу столько всего надо…

– Раньше я не понимала, почему она с тобой так обращается, а когда увидела тебя с хвостом и волчьей мордочкой, да плюс ваши переезды… Смекнула, что и как.

– Наташ, только ты…

– Да знаю я, знаю. Пошли уже чай пить. Ой, забыла сказать, там два перевода висят. Будешь брать?

– Буду, – буркнула Вика.

Девушки зашли в дом к Пущевым, где Татьяна Федоровна испекла пирог и уже разливала чай. На стол еще поставили тарелку с макаронами и котлетой. Посмотрев на Вику прищуренным взглядом, мама подруги протянула ей вилку.

– Из-за стола не встанешь, пока все не съешь! – грозно проговорила она, пряча улыбку.

Девушка взяла предложенную вилку и улыбнулась, а потом принялась за еду.

***

Виктория сидела в своей комнате и занималась переводами, и тут вновь раздался громкий плач маленького Егорки. Она скрипнула зубами в бешенстве оттого, что матери плевать на его крики. Девушка встала со стула и посмотрела на часы, которые показывали три часа ночи. Вздохнула и пошла к малышу, чтобы убаюкать на руках.

Как же ее достало свинское отношение матери к брату. Ладно, когда она с ней так, вроде как находились причины. Но в чем Егор-то виноват? Только и слышно из ее спальни: «Заткнись! Не хочу слышать тебя! Ты чего орешь?». Вывод один: Екатерина – отвратительная мать, которой легче обвинить ребенка, чем что-то предпринять для него.

Всю беременность она делала вид, что Вики не существует. Но питалась тем, что готовила девушка, и все расходы по дому возложила на несовершеннолетнюю дочь. Жила в свое удовольствие, тратя деньги, перечисляемые от государства на Вику, а потом и на Егорку.

Мужчина, от которого Екатерина забеременела, так и не объявился. Хотя в первые месяцы своего деликатного положения она предупреждала Вику, что скоро он будет жить с ними, после того как бросит свою неказистую жену. Тогда ей придется ютиться в маленькой комнатке, где хранится всякий хлам. Но отец Егорки не только ни разу не появился у них дома, он даже на сына посмотреть не пришел.

Через месяц после родов Екатерина стала уходить из дома, чтобы не слышать, как плачет ребенок. У малыша до трех месяцев были сильные колики, отчего он поджимал под себя ножки и громко плакал. Мать сразу забыла свои слова, что дочери нельзя прикасаться к брату и, крикнув, что ей плохо, куда-то убегала. Вика же полночи носила его на руках, напевая песенки. Так и повелось: девушка с утра шла в школу, потом домашнее хозяйство, а вечером уроки, переводы и братик.

Виктория очень сильно любила малыша, отдавая ему всю душу, желая дать все, что не получила сама. Екатерина вначале фыркала на такие отношения детей, а потом стала чаще пропадать, оставляя ребенка на дочь. Даже по врачам та ходила с ним сама. Лишь поездки в районную больницу были с присутствием матери. Дочь для Екатерины была бесплатной нянечкой, уборщицей, поварихой, а она только требовала и кричала.

Все чаще, приходя из школы, девушка видела плачевную картину: ребенок сидел в холодных мокрых колготках, а мать спала, даже не приготовив поесть. Когда Вика пыталась с ней поговорить, женщина кидала вещи, крича, что дочь хочет ее смерти, убивает своей жестокостью и звериной бессердечностью. Она устраивала такие скандалы, что девушка перестала надеяться на чудо, делая все за нее.