Дэн Бенимана - Невеста Обалуайе

Сейчас Обалу понял, что ему сказочно повезло: дон Осаин оказался чем-то настолько занят, что ему и в голову не пришло спросить, с какой стати внук Энграсии приехал на рассвете, один, без братьев… Стало быть, здесь пока можно остаться. Хотя бы до тех пор, пока дон Осаин не начнёт задавать вопросы. Что будет после, Обалу не знал и мучительно не хотел об этом думать. Перед его глазами до сих пор стояло перекошенное от ужаса лицо чёрного парня, который, выронив пистолет, рухнул перед ним на колени. В пальцах по-прежнему ощущалась шероховатая соломенная пробка, в ушах звучал глухой стук упавшего на пол пустого калебаса.

«Я не хотел этого… Матерь божья, я же не хотел этого! Если бы только этот болван с пистолетом не оскорбил Габриэлу!.. Мою Габриэлу… Я сделал то, что нужно Нана Буруку… Что же теперь?..»

Вслух же Обалу спросил:

– Что случилось, дон Осаин? Я не вовремя? У вас гости?

– Ты всегда вовремя, малыш. – Старик торопливо поднимался по крыльцу. – Ума не приложу, что делать: он совсем плох… Он шёл ко мне, но упал здесь, у ворот дома Энграсии. К счастью, я пришёл проверить дом после ливня и увидел…

Тот, о ком говорил Осаин, лежал у стены веранды, на полу, на старой тростниковой циновке, запрокинув голову и хрипло, тяжело дыша. Это был чёрный человек лет пятидесяти – огромный, кряжистый, как ствол старого дерева. Даже кожа его напоминала потрескавшуюся кору, сплошь покрытую татуировками. Курчавые волосы были наполовину седыми. Некрасивое, грубое лицо с плоским носом и крупными, потрескавшимися от жара губами показалось Обалу смутно знакомым. Но вспомнить, где он мог видеть этого человека, Обалу не мог.

– Даже не открывает глаз! – озабоченно говорил за его плечом дон Осаин. – Ничего не ест, весь горит! Я приготовил снадобье, но он нипочём не хочет пить! Ты можешь что-нибудь сделать, малыш?

– Конечно. – Обалу, отставив один костыль и держась рукой за перила веранды, неловко опустился на пол. Получилось плохо, он всё-таки упал, но, предвидя это, успел ухватиться за протянутую руку Осаина и не грохнулся на спину. Осторожно провёл ладонями по лицу больного. Сосредоточился.

– Ничего страшного, – сказал он через минуту. – Сердце как у молодого. Простая лихорадка. Нервное истощение. Очень тяжёлые мысли. И, кажется, ещё и… Нет, я ошибся, этого нет. Это очень сильный человек. У него отменное здоровье. Но то, что творится в его голове, хуже любой болезни. Я ничего не могу с этим сделать. Я не работаю с чужим ори, дон Осаин! Нельзя лазить в мозги человека без его разрешения!

– Но лихорадку же можно снять? Это ведь не проклятье и не сглаз? – обеспокоенно спросил Осаин. – Я не почувствовал ничего такого…

– Я тоже не чувствую. Значит, сейчас уберём. – Обалу закрыл глаза и пожалел, что рядом нет Эвы с её ласковой, тёплой аше. При мысли о том, что он долго ещё не посмеет показаться на глаза сестре, у Обалу снова болезненно сжалось сердце. Но сейчас не было времени думать об этом. Он собрался с силами – и его аше цвета стали, колючая, искрящаяся холодными бликами, вошла заточенным лезвием в облако боли, окутывавшее незнакомца. Тот вздрогнул, хрипло выругался сквозь зубы – и затих.

– Кто это такой, дон Осаин? – спросил Обалу час спустя, когда они со стариком сидели на тёплых от солнца ступенях веранды, пили кофе и смотрели, как птицы скачут по ветвям мангового дерева. – Ваш друг?

Старик, помедлив, кивнул.

– У него такие же наколки, как у нашего Ошосси. Он пришёл из тюрьмы?

И снова молчаливый кивок. Плод манго мягко шлёпнулся в мокрую от росы траву возле крыльца. Обалу протянул за ним руку.

– Кто займётся его ори? Я не понимаю, как он может со всем этим спокойно жить.

– Он и не может, – отозвался дон Осаин, допивая кофе. – Но это после… после. Сейчас Рокки просто надо спать.

– Его зовут Рокки? – усмехнулся Обалу. – Как в старом кино со Сталлоне? Тюремная кличка?

Осаин не успел ответить: за калиткой послышался приближающийся рокот мотора. Машина остановилась. Хлопнула дверца. Открылась калитка – и во двор ввалился Шанго. За поясом его торчал пистолет. Футболка была почему-то насквозь мокрой.

– Ты?.. – ошалело спросил Обалу, ожидавший увидеть кого угодно – но не своего старшего брата. – Здесь? Что стряслось?

Шанго покачнулся, неловко ухватившись за перекладину калитки, – и Обалу понял, что брат смертельно пьян. Мобильный телефон вылетел из заднего кармана джинсов Шанго и упал на сухие листья рядом со шлёпанцем Обалу.

– Ты вёл машину в таком состоянии? От самой Баии? В чём дело, Шанго? Что-то дома? С Ошун, с детьми? Я могу помочь? Может, позвонить маме?

Шанго уставился на брата в упор, словно не узнавая. Нахмурился. Сипло выругался, снова качнулся – но на ногах удержался. В этот миг разразился звоном телефон на земле. С его экранчика призывно улыбалась совершенно обнажённая Ошун, и против воли Обалу ощутил испарину на спине.

– Шанго! Тебе звонит твоя жена! Ответь ей!

– Жена?.. – со странной ухмылкой переспросил Шанго. Выдернул из-за ремня пистолет – и три раза подряд выстрелил в телефон. От грохота с деревьев, панически крича, сорвались птицы. Обалу, потеряв равновесие, повалился на землю. Шанго, шагнув к брату, одним рывком вздёрнул его на ноги, сунул Обалу в руки его костыль, пнул ногой дымящиеся останки телефона, пробормотал сквозь зубы: «Прошу прощения, дон Осаин» – и, тяжело ступая, прошёл мимо ошеломлённого старика к дому. Дверь за Шанго захлопнулась. Чуть погодя послышался отчаянный скрип старой кровати, на которую рухнул центнер живого веса. И стало тихо.

– И тут дождь! – огорчённо сказала Габриэла, когда они с Эвой вышли из аэропорта Баии в душный декабрьский полдень. – Что же это такое? Я-то думала, плохая погода останется в Рио… А в Интернете опять пишут про какую-то эпидемию в Баии! И что людей насильно увозят в больницы!

– Глупости, – рассеянно отозвалась Эва, оглядываясь. – Про эпидемию я бы знала… Где же Ошосси? Он обещал встретить нас! Габи, приготовься, ты сейчас увидишь моего брата своими глазами. И поймёшь, что я не лгу тебе. Что твой Обалуайе, – который, между прочим, уже целую неделю тебе не пишет! – вовсе не тот, за кого выдавал себя. Интернет переполнен такими врунами, ты же знаешь это!

– Я знаю, дорогая, что ты мне не лжёшь. Только это я и знаю. – Габриэла не отрываясь смотрела на серые тучки, которые уползали за терминал аэропорта, очищая влажный, синий лоскут неба. – Но, может быть… Может, ты сама чего-то не знаешь о своём брате? Обалуайе… то есть, Ошосси – взрослый мужчина. У него своя жизнь. Большие мальчики, знаешь ли, не всегда рассказывают о своих делах сёстрам! Тем более, младшим!

– Возможно, – помолчав, согласилась Эва. За минувшую неделю она убедилась, что не спорить и соглашаться – лучше всего. Все влюблённые женщины похожи одна на другую…