Изабелла Аминодова - Воин Девы

И норвей в сотый раз задал вопрос, заставивший амазонку опустить голову и отвести глаза.

– Ты поедешь со мной?

Амазонка вздохнула. Она не знала ответа. Девичью душу раздирали сомнения. Она хотела быть вместе с норвеем и не могла. После разговора с Астартой сероглазая окончательно запуталась в своих желаниях. То ей казалось, что она рождена, чтобы быть любимой. И девушка кидалась собирать небогатые пожитки, чтоб отправиться в далекий фьорд. То ее начинала грызть совесть, нашептывая, как позорно предать все, чему ее учили. И Элга расшвыривала собранное по всему шатру. В беспощадном поединке сошлись воин Афины и влюбленная женщина. И ни одна из сторон не могла одержать победы.

Норвей ласково накрыл ее ладонь своей, заставив девушку вздрогнуть.

– Почему ты молчишь? Разве боги не создали смертных парами? Разве главное предназначение женщины не в том, чтобы дарить любимым крепких и здоровых сыновей?

Тангл провел мозолистой ладонью по пушистым пепельно-золотым прядкам.

– Пойми, твое дело вынашивать воинов, а не ходить в атаки.

На мгновение воин осекся, ощущая, что подошел слишком близко к опасной черте. По опыту общения с амазонками, он уже знал, чем грозят сомнения в воинском предназначении служительниц Афины. И потому старательно избегал с Элгой разговоров на тему женских и неженских занятий. До сего дня. Но сейчас он решил рискнуть. Была, не была! Времени на сантименты и возвышенные беседы не осталось! Сколько можно безропотно дожидаться, пока своенравная девчонка разберется в своих чувствах? Неделю, месяц, всю жизнь?! Ну уж, дудки, это не по нему! Элга нужна ему! А, значит, должна быть рядом. Он – мужчина, хозяин, боец. И его удел принимать решения. И война – это дело мужчин. А место женщины – возле теплого очага с детьми на коленях, а не на спине полудикой лошади под ливнем стрел. Сколько она проживет, беспрестанно ходя в атаки? Год, два? А то и меньше! Все ее мастерство – до первого настоящего противника. А он не может позволить себе ее потерять! Горячась, Тангл притянул амазонку к себе.

– Не сверкай так глазами. Я готов признать твои навыки воина. И уважаю твое жреческое искусство. Но чего стоит все это по сравнению с мощью мужчин?! Ты всего лишь женщина! Молодая красивая женщина! У тебя совсем другое должно быть на уме. Твоя роль – подчиняться мужчине! Дарить ему свою любовь, свою ласку, свое тепло!

Сильные руки крепко сжали нежные плечи. Настойчивые губы захватили рот девушки, не давая даже вдохнуть. Неистовое желание, так долго сдерживаемое сыном Вотана, опалило Элгу ревущим потоком. Норвей хрипло и громко дышал, его грудь вздымалась. Оторвавшись от губ Элги, он запальчиво выдохнул.

– Ты должна быть моей! И если ты сама не понимаешь своего счастья, то я заставлю тебя признать это! По праву сильнейшего!

Неприкрытое превосходство, прорвавшееся в его словах, заставило Элгу отпрянуть. Амазонка вырвалась, от души саданув по ставшей вдруг такой ненавистной физиономии.

– Дело не в физической силе! – голос девушки зазвенел, как натянутая тетива. – Дело в том, что у тебя внутри!

Тангл даже руки не поднял к лицу, где багровел на скуле отпечаток ладони. Восточные глаза, до сего дня лучившиеся теплом при взгляде на амазонку, теперь метали такие молнии, что становилось жутко. Злость подталкивала на язык норвея те слова, о которых ему предстояло впоследствии не раз пожалеть.

– Полоумная! Ты не выживешь в настоящей схватке! Первый бой на мечах – и ты отправишься воронам на корм!

Серые глаза ехидно сверкнули.

–То-то при нашей с тобой первой встрече, кое-кого пришлось полдня вытаскивать с того света. Между прочим – не меня!

Тангл рассвирепел.

– Глупая девчонка! Ты что возомнила, что тот злосчастный удар дает тебе право на бесконечные наставления?! Хватит с меня рассказов о женском превосходстве! Причиной моего поражения в том бою была глупая случайность, а не доблесть твоей соплеменницы! Неужели ты всерьез думаешь, будто можно сравнить мощь воина-мужчины и силенки какой-то девчонки, напялившей доспехи?!

Северянин кипел от возмущения. В голове у него царил полный сумбур. Он сам не мог понять чего ему больше хочется: разорвать амазонку в клочья или прижать к груди так, чтобы дыхание перехватило. Элга же, отрезвленная поведением норвея от своих розовых грез, неожиданно успокоилась.

– Ладно, варвар, смотри! Только помни, что не завела разговор о том, кто сильнее.

Амазонка вытянула из-за спины меч и чуть отвела руку. Так, что серебристое лезвие четко обрисовалось на темном фоне стены. Повинуясь воле хозяйки, клинок окутался сиреневой дымкой, наполняясь светом. Изумленный норвей увидел, что лезвие удлинилось почти на вершок. Причем новоявленная часть меча состояла не из булата и бронзы. На острие танцевал холодный огонь. Северянин тихо охнул. Тот, кто бился мечом, знает цену каждой пяди лезвия. От длины клинка зависит длина жизни.

– И что, каждая из вас может так? – недоверчиво вымолвил Тангл, невольно протянув руку к мерцающему огню.

Элга быстро отвела меч, сияние которого разом померкло от чужого прикосновения.

– Ну, конечно, не все. Точнее, не всегда. «Золотые» в любой момент и по своему желанию, а остальные…

Однако тут девушка вспомнила, что перед ней не одна из наставниц, спрашивающих заученный урок, а возможный противник. Мысленно обругав себя за непомерно длинный язык, Элга уже совсем другом голосом произнесла:

– Другим это просто не нужно. Впрочем, это уже не для твоих ушей. Скажу только, что Высшие Посвященные умеют намного больше меня, простого воина охранной когорты.

В груди Тангла шевельнулись смутные подозрения. Что-то в нарочито-безразличном голосе Элги насторожило его. Он, конечно же, верил в колдовство. Один, Вотан и Фрейя были для него не менее реальными, чем палуба драккара или стены собственного дома. Но одно дело боги, сотворившие по своему желанию целый мир, а другое – чудеса, подвластные смертным. Тем более женщинам. А что если свечение меча только трюк, показанный, чтобы одурачить темного варвара? Ткнуть его носом в собственное ничтожество. Вот, мол, мы какие, непобедимо-могущественные. Извечное недоверие жителя фьордов подняло голову и вцепилось крепкими коготками в мозг морехода. Может быть, этот меч, просто творение хитроумного мастера, убеждающее простаков в могуществе амазонок? Норвей почесал кончик носа, собираясь с мыслями. Элга ведь неспроста разоткровенничалась с ним. Уж он-то помнил, какой молчаливой умела быть эта девчонка. Как там отец ему говорил? «Умный собеседник становится болтливым только, когда ему это выгодно». Но ведь до сих пор у него не было повода заподозрить Элгу в обмане. И потом, она … Она же любит его? Или не любит?