Карина Демина - Охота на охотника

Память.

Память сминается под пальцами, она словно теплый воск, и Димитрию сложно ею управлять. Он пытается. Он не думает о Ветрицком. Кажется, тот недавно погиб… Несчастный случай или что-то вроде? Или не в случае дело, но…

Дальше. Вдох. Выдох.

Учеба. Дни, слипшиеся в одно. Компаньонка, оказавшаяся такой милой… только для Элизы. Она и вправду как-то сделала так, что маменька перестала к Элизе придираться, вдруг озаботившись приданым Стешеньки и вовсе ее судьбой.

Ей нужен жених не хуже.

Вот только кому надобна невеста без дара? И Стешка понимает. И злится. И давится неспособностью своей эту злость обуздать.

– На редкость несдержанное и неразумное поведение, – компаньонка говорит с легким акцентом, хотя и чисто, и Эля кивает. – Женщина, которая так себя ведет, не может рассчитывать на удачную партию. К счастью, внешность на самом деле решает мало…

Дальше.

Приезды Ветрицкого. Прогулки по полям. Букет из ромашек и колокольчиков. Разговоры…

– Его императорское величество давно уж отошел от дел, – Ветрицкий говорит с ней как со взрослой. – Это печально, поскольку ныне судьба империи оказалась в руках людей недостойных… если вовсе людей.

Она слушает.

Бестолковая влюбленная девочка, готовая ради ласкового слова в омут кинуться. Она и кидается, пропитываясь духом этой нелюбви к короне.

Ей кажется, что ей доверяют.

Как же…

– Ее императорское величество, если подумать, тоже не виновата… все же в природе своей она далека от человека. Более того, кое в чем они, несомненно, людей превосходят… – Ветрицкий в Арсиноре бывал часто, привозя из поездок подарки, причем не только для Элизы, и разговоры.

Их Димитрий изучал особо тщательно, уже не испытывая ни брезгливости, ни угрызений совести, но лишь страх пропустить что-то и вправду важное.

К примеру, легкое внушение.

Да, девочка была менталистом, но юным, неопытным, что стоит слегка подтолкнуть такую в нужном направлении? Сделать чувства к Ветрицкому ярче, приглушив остальные.

Пусть оживает лишь рядом с ним.

Привыкает, что отныне весь мир ее – в нем лишь. А заодно…

Ее явно готовили.

К чему?

К представлению? Она, как супруга наследника древнего рода, обязана была бы предстать пред императорскою четой. Кто ждет от наивной сельской девочки удара?

Память сопротивляется.

Она хранит свет, и любовь, и растреклятые колокольчики. Еще аистов, что выплясывали в гнезде и трещали, трещали, запрокинув головы.

Первый робкий поцелуй.

– Вы мое счастье, – говорит Ветрицкий, и Элиза задыхается от избытка эмоций.

А Димитрия мутит от фальши.

– Мне придется уехать, душа моя, – он целует бледные ручки. – Но скоро я вернусь, и, полагаю, мы сыграем эту чертову свадьбу… я больше не готов ждать.

Это признание заставляет Элизу вспыхивать от стыда. И предвкушения. И сердце бьется часто-часто…

– Слушайся Катарину, – велит Ветрицкий. – Она тебе дурного не посоветует…

Он уехал и не вернулся.

Хмурый папенька.

Маменька в слезах и с платочком. Стешка, не скрывающая радости, и от этого втройне больно.

– Мне жаль, – отец отводит глаза. – Это был несчастный случай…

– Это было убийство, – Катарина слегка картавит. И говорит тихо, уверенно, и Лиза сразу верит ей.

– Кто?

– Стрежницкий.

Имя незнакомо. Оно колючее, гадкое, и Элиза повторяет его шепотом, пробуя на вкус. Имя вязнет на зубах. Имя вызывает отвращение, глухую злость, до тошноты, до…

– За что?

– Цепной пес короны, он не сам, он лишь делал, что велят… Не переживай, девочка моя. Ветрицкий о тебе позаботился…

Он и вправду оставил духовую грамоту, по которой Элизе отошли поместье и пара деревень, немалое денежное содержание и гарнитур из желтых алмазов.

– Он собирался делать подарок к свадьбе, – сказала Катарина, которая как-то сама собой осталась в семье, благо положенное ей жалованье Ветрицкий выплатил на десять лет вперед. – Вам бы пошло несказанно. Не стоит плакать. Вот увидите, жизнь сложна и непредсказума… Полагаю, у вас будет возможность восстановить справедливость.

Эта мысль прочно засела в Элизиной голове.

Справедливость.

Ветрицкий ее заслуживает, потому что он самый лучший… был… За что убили? И кто? Она, конечно, не могла узнать сама, но Катарина, верная Катарина…

– Гнилой, ничтожный человек. Во время Смуты ему удалось выбрать верную сторону, – она теперь была подле Элизы денно и нощно, надежно ограждая подопечную и от матушки с ее безумною идеей немедля выдать Элизу замуж, а еще отнять алмазы, ибо у Элизы траур, а Стешеньке нужнее, и от самой Стешки, и от всех иных забот. – Он многое творил такого, о чем ныне говорить не принято… Сказывают, он собственноручно удавил невесту…

– Свою? – спросила Элиза и поняла, до чего нелепо звучит этот вопрос.

– Свою. Это очень грустная история… о любви и доверии… Так уж вышло, что я знала несчастную Марену и потому от души ненавижу Стрежницкого.

Стоп. Вдох. Выдох.

И осторожно, не спеша, не разрушая тонкого полотна чужой ожившей памяти. Катарина… ее лицо расплывчато, и сложно сказать, красива она или нет. И вовсе разобрать хоть какие-то черты. Голос и тот будто бы меняется.

Высокая? Низкая?

Цвет волос, цвет глаз, все ускользает, будто бы Димитрий смотрит на нее сквозь закопченное стекло. Морок? Определенно.

– Мы были близки, как сестры… ближе, чем иные сестры…

Стешка давеча скандал закатила, что у Элизы платья лучше. Так ей из Арсинора привезли, по последней моде. Ветрицкий мерки отвез Ламановой, заказал гардероб для будущей жены. И сердце сжалось болезненно…

– Я ей говорила, что опасно доверять этому проходимцу… Откуда он взялся? Появился вдруг, вскружил голову, уверил, что они будут вместе до конца жизни. Женское сердце слабо, сама знаешь…

И Элиза кивает.

Знает.

А еще болит оно, ноет.

– Она прошла с ним через многое. Она стала верной подругой. Была ранена, защищая его. Выжила, несмотря ни на что… А он ее удавил.

– Почему?

Катарина пожала плечами:

– Надоела… Видишь ли, дорогая, мужчины не склонны ценить самоотверженных женщин. Она узнала о нем кое-что нелицеприятное. В последнем своем письме она говорила, что пребывает в сомнениях, что любовь в ней борется с чувством долга. Полагаю, он помогал смутьянам, представляясь верным сторонником короны…

– Это…

– Предательство. Да, но, возможно, она готова была бы принять его и таким – что поделаешь, любовь ослепляет…

Димитрий согласился.

Еще как ослепляет, а уж приправленная изрядной толикой воздействия, вообще способна сделать влюбленного слепым, глухим и неспособным думать.

Девочку было жаль.

Немного.

– Полагаю, она попыталась воззвать к его совести, за что и поплатилась. Мне стоило немалых усилий выяснить ее судьбу. И да, я пришла в ужас, я желала не мести, но справедливости…