Дин Лейпек - Дракон должен умереть. Книга III

– Пользуясь отсутствием королевы, – внезапно подал голос Бертрам, повернувшись к Генри, – я хотел бы обсудить с тобой одну проблему, Теннесси.

Генри вопросительно поднял брови. Бертрам улыбнулся. Он вальяжно развалился на стуле, сложив руки на животе.

– Я про то, что наша королева… Не совсем обычная королева.

– Ах.

– Да. Она имеет обыкновение время от времени превращаться в огромное чудище. Нам бы хотелось уточнить у… специалиста, как часто может происходить это время от времени. Она ведь поэтому тебя оставила здесь?

– Понятия не имею, – спокойно ответил Генри.

– Значит, слухи ошибочны? Ты не учился говорить с драконами?

– Учился. Но я понятия не имею, как часто она может превращаться. В теории катализатором могут быть любые сильные эмоции. Но это в теории.

Уорсингтон нахмурился. Бертрам внимательно изучал лицо Генри.

– Ты всегда можешь ее остановить?

– Не знаю. Боюсь, я не могу даже толком объяснить, каким образом мне удается это сделать. Не уверен, насколько здесь играют роль мои знания в области драконов, а насколько…

– Знания в области королевы?

Генри пристально посмотрел на лорда дознания. Бертрам был серьезен.

– Что ты имеешь в виду?

– Брось, Теннесси. Уже все говорят об этом, так что можно перестать изображать из себя невинность.

Генри спрятал усмешку в ладонь. Отчасти потому, что усмешка была довольно горькой.

– Бертрам, а ты бы рискнул спать с женщиной, которая от сильных эмоций может превратиться в дракона?

– Нет, не рискнул бы, – прозвучал от дверей тихий и отчетливый голос. – У него хорошо развито чувство самосохранения.

Лицо Уорсингтона стало серым. Бертрам издал тихий неопределенный звук, больше всего похожий на сдавленное утиное кряканье. Остальные лорды опустили глаза и уставились на стол. Генри почувствовал, как медленно превращается в каменную статую.

– А теперь, – продолжала королева, опускаясь в свое кресло, – если вы закончили с обсуждением моей интимной жизни, я предлагаю перейти к более важным и насущным проблемам. Итак…

Заседания Совета происходили раз в три дня. Чем больше Генри присутствовал на них, тем больше чувствовал, что он все-таки мебель, причем мебель довольно бесполезная. Никто не спрашивал его мнения – да Генри и не был уверен, что оно может представлять хоть какой-нибудь интерес. Однако притворяться молчаливым истуканом, изо всех сил стараясь не повторять позу королевы, – а что поделать, если Генри всегда сидел, закинув ногу на ногу и подперев голову рукой?! – это было выше его сил. В конце концов Генри решил, что раз его присутствие на совете никому не важно, то и отсутствия никто заметит.

Заметили. Бертрам не стал утруждать себя личной беседой – на следующий день после пропущенного заседания Генри получил от него короткую записку:

«Не заставляй меня еще отвечать на вопрос, где Теннесси. Мне не понравилось».

С тех пор Генри присутствовал на всех заседаниях Совета, впрочем больше не утруждая себя менять позу. Он по-прежнему не считал свое присутствие обязательным – но Джоан оно почему-то было необходимо.

А пару недель спустя Генри наконец понял почему.

– Это исключено, – бубнил Уорсингтон. – Мы не можем брать приступом Уэйд.

– Это единственное решение, которое не выставит нас полными идиотами, – фыркнул Бертрам.

Лексли бормотал про уязвимость позиций и плохую погоду. Конноли вставлял мягкие намеки о внешнем долге. Сазерленд все пытался вставить пару слов о финансировании образования – но его никто не слышал.

Королева молчала, подперев голову и проводя пальцами по губам. Генри, внимательно наблюдавший за ней на каждом совещании – благо это вроде как входило в его прямые обязанности, – заметил, что лицо Джоан становится все более жестким.

– Господа, – позвала королева тихо – но, видимо, она немного опоздала с мягкими увещеваниями. Лорды уже не слышали ее – Бертрам орал на Уорсингтона, что тот своей осторожностью уже один раз угробил страну, Уорсингтон ядовито парировал, что страна вполне жива, а вот некоторые точно угробят ее, если будут продолжать в том же духе.

Королева прищурилась и выпрямилась. Генри тоже сел ровно. Он видел нехороший желтый блеск в ее глазах – и, что еще важнее, начал видеть картины, совсем не похожие на зал Совета.

По-хорошему, ему нужно было встать и подойти к ней – но Генри понимал, что это привлечет ненужное внимание, которого королева изо всех сил старалась избежать. Поэтому он только тихо позвал:

– Джоан.

Она посмотрела на него. Глаза были желтыми. Генри сосредоточился, не отрывая взгляда, успокаивая картины в своей голове и возвращая на их место обыденную реальность. Он догадывался, что Джоан при этом испытывает не самые приятные ощущения – она поморщилась, но в глазах еще оставались желтые искры, и Генри позвал снова, громче и настойчивее:

– Джоан!

Генри не заметил, что все вокруг замолчали и с удивлением смотрят на него.

Глаза королевы были ореховыми и уставшими.

– Лорд Теннесси, – обратилась она к нему с легкой усмешкой, – а вы что думаете про осаду Уэйда?

Если бы стол Совета был кораблем, он бы резко накренился, поскольку весь вес сместился в сторону Генри. Тот был слишком увлечен обездракониванием королевы, чтобы оценить ситуацию со стороны – то, что он при всех назвал ее по имени, то, что она обратилась к нему за советом. Но удивленная тишина, последовавшая за вопросом, и две дюжины глаз, уставившиеся на Генри с подозрением, подсказали ему, что крен надо срочно исправлять.

– Я думаю, моя королева, – медленно начал Генри, – что Уэйд нужно взять.

Вес слегка сместился в сторону довольного Бертрама, но корабль все равно кренился на один борт.

– Однако это можно сделать без применения силы, – продолжил Генри. – Город хочет независимости – можно пообещать ему особый статус.

– Какой? – нахмурилась королева.

– Университетского города? – предложил Генри.

Бертрам усмехнулся и покачал головой. Уорсингтон мрачно, но довольно спокойно вздохнул. Лорд Сазерленд удовлетворенно молчал.

Королева долго смотрела на Генри. Затем кивнула.

– Уорсингтон, запиши… – начала она. Дальше Генри не слушал – он откинулся на спинку кресла и украдкой провел рукой по лбу, вытирая испарину.

Больше Генри не чувствовал себя ненужным. Он продолжал следить за Джоан, за ее глазами и мыслями. Время от времени к нему обращались с вопросом – тогда Генри отвечал. Он не считал, что особо разбирается в политике или управлении, и просто высказывал то, что казалось ему наиболее разумным. Иногда Совет соглашался с ним, иногда нет – но Генри не особо это волновало.