Эль Косимано - Буря времен года

«За этими дверьми скрываются вещи слишком хрупкие или слишком опасные, поэтому детям их лучше не касаться».

Я напрягаюсь.

Касаться!

Может, в этом все дело? Они не хотят, чтобы мы прикасались друг к другу.

Я вздрагиваю при воспоминании о руке Флёр на моей коже и о пульсировавшем во мне токе, похищающем мою силу, пока наши передатчики были включены. То же самое прикосновение спасло мне жизнь, когда передатчики оказались выключенными.

Мысленно я возвращаюсь к батарейкам в дроне Чилла: один положительный конец, один отрицательный. Положительные и отрицательные заряды притягиваются друг к другу точно так же, как молния притягивается к земле, или как магию наступающего Времени года притягивает к тому сезону, который идет на убыль. Именно так мы и находим друг друга – будто нас влечет некая природная сила.

Что, если для нормального функционирования нам как раз и требуется это различие?

Это многое объясняет… например, почему две Зимы могут безболезненно касаться друг друга. Почему мы с Ноэль могли поцеловаться и ничего при этом не почувствовать. Но я и Флёр… мы реагируем друг на друга.

Внезапно мне становится понятно, почему Гея и Кронос держат нас порознь. Почему наказывают за приближение к другим Временам года и за нарушение правил. Мы живем в отдельных общежитиях, чтобы случайно не выяснили, на что способны, если объединимся. Чтобы не узнали, что произойдет, если мы коснемся друг друга.

Флёр обнимала меня, пока наши передатчики были выключены. Я был несвязан, отсоединен от энергосети и не способен соединиться с лей-линиями. Тем не менее мне каким-то образом удалось продержаться достаточно долго, чтобы Чилл нашел меня, подключил к системе и транспортировал домой. Точно не знаю, как именно, но у меня есть теория на этот счет. Убийственно, что придется ждать еще девять месяцев, прежде чем я смогу ее проверить.

Я прижимаюсь к стене лифта, вознося безмолвную молитву благодарности за то, что в Перекрестье никого нет, когда двери открываются на моем этаже. Я всматриваюсь в круглый зал и делаю несколько осторожных шагов вперед. Вход в Весеннее крыло окутан зелеными листьями и капающим конденсатом. Где-то там спит Флёр, а ключ-карта Ноэль прожигает дыру в моем кармане. Я бы все отдал за возможность увидеть Флёр. Прикоснуться к ней, просто чтобы убедиться в справедливости своих умозаключений. Но даже если бы мне удалось пробраться в ее комнату так, чтобы Поппи меня не поймала, слишком рано открывать ее стазисную камеру и пытаться это сделать.

«Смотри не делай глупостей».

Я должен найти Ноэль и вернуть ей карточку, пока меня не поймали.

Сгорбившись под капюшоном, я обхожу Перекрестье кругом по направлению к Зимнему порту. Быстрый взгляд через загородку в Осеннее крыло обнаруживает конструкцию, идентичную той, что в моей части общежития: привычный длинный широкий центральный коридор, через равные промежутки разветвляющийся на сеть пересекающихся коридоров поменьше. Чему тут удивляться, ведь это место спроектировала Гея. Природа тяготеет к симметрии. Тянется к равновесию. Обсерватория расположена под Гринвич-парком, как гигантская роза ветров, и каждое из четырех крыльев указывает в диаметрально противоположном направлении, а выходы из каждого крыла в прилегающие кварталы, будучи соединенными, образуют на карте идеальный алмаз.

Осознание того, что мне не составит труда сориентироваться в этих коридорах и отыскать Эмбер Чейз, чтобы проверить свою теорию, слишком уж похоже на некий знак. Сейчас десять часов. Самое время для физических упражнений. Зная Эмбер, нетрудно предположить, что она обнаружится в тренировочном центре.

Я жду, пока камера наблюдения повернется в противоположном направлении, после чего прикладываю карту Ноэль к сканеру. Мой пульс учащается, когда Осенний порт плавно раскрывается и в Перекрестье поступает теплый, сухой воздух. Он пахнет опасностью, вроде трута и горячих углей, и я проскальзываю внутрь, прежде чем ворота снова закроются, чтобы не дать себе времени передумать.

Все, что мне нужно, это найти Эмбер и убедить ее не убивать и не доносить на меня. Единственный способ заставить Эмбер сделать что-то – воззвать к ее чувству гордости. Она умна, смертоносна и умела и знает об этом. За все годы, что я охотился за ней, она ни разу не отступила от брошенного ей вызова.

Я двигаюсь быстро, низко надвинув капюшон, чтобы не дать камерам запечатлеть четкий снимок моего лица. Мышечная память направляет мои шаги. Поворот налево, потом направо, и снова налево. Резкий запах химикатов для чистки бассейна и металлический лязг железа свидетельствуют, что я оказался именно там, куда надеялся попасть.

Я выуживаю мокрое полотенце для бассейна из стоящей в раздевалке корзины и накрываю им голову, стремясь перебить запахи отбеливателя и хлорки. Едва выйдя за пределы зоны действия камер, я прислоняюсь к стене и начинаю размеренно и глубоко дышать, чтобы унять подступающую к горлу тошноту – неизбежную спутницу недавнего выхода из стазиса. В вестибюле тренировочной зоны отвратительно воняет заплесневелыми листьями и потом. Через окна в залах видно, что Осени активно занимаются на ковриках, готовясь к охоте – их время года вот-вот наступит.

Меня охватывает приступ паники.

Я здесь один, без Чилла, и они многократно превосходят меня числом. Мороз растекается по спине, пропитывая толстовку. Я воняю зимой и нервным напряжением. Мой запах подобен мигающему маяку, такому же неуместному и привлекающему внимание, как рождественские огни на Хэллоуин, но голос, который подтолкнул меня пройти через Осенние ворота, теперь велит двигаться вперед.

Потуже завернувшись в полотенце, я бросаю быстрый взгляд в окна каждой тренировочной комнаты, высматривая рыжевато-каштановые волосы. Когда я прохожу мимо, некоторые из бойцов замирают и их позвоночники напрягаются. Я быстро перемещаюсь к следующей комнате. Что за глупая идея! Я почти готов отказаться от своих поисков, но тут замечаю рыжеватую вспышку в последней комнате.

Вжавшись в стену, я выглядываю из-за оконной рамы и вижу Эмбер, которая бьет наотмашь противника по голове. Внешне тот выглядит не намного старше ее самой – может быть, лет на девятнадцать. Он худой и мускулистый, с осанкой и короткой стрижкой солдата. Все же я не удивляюсь, когда он спотыкается, а потом очень медленно приходит в себя. Еще меньше я удивляюсь, когда Эмбер ударяет его кулаком в челюсть, не давая очухаться. Он падает на коврик и теряет сознание.

Она отталкивает его ногой, поправляя затянутый вокруг талии черный пояс. Пот струится по ее виску, и она утирает лоб рукой, промокая влагу защищающими костяшки пальцев повязками. Они цепляются за обрамляющие лицо пряди. Основная масса волос заплетена в две тугие французские косы, от которых щеки кажутся острее, а квадратная челюсть и кривоватая усмешка – еще суровее.