Евгения Маляр - Ивана Купала

– Принёс?

– Да-да, сейчас. А обязательно на бумаге? Я бы мог сканы через «облако» переслать. Мне не очень удобно отходить с работы в такое время, шеф может дёрнуть.

– Так спокойней, – сказал Боровой.

Парень напрягся, с мелкой дрожью в руке открыл портфель, достал пухлый бумажный свёрток формата А4 и протянул Ивану Ивановичу.

– Думаете, это настолько опасно? – наконец, выдавил он из себя.

– Жизнь вообще штука опасная, а хорошая жизнь – вдвойне.

– Извините, а можно тогда наличкой?

Иван Иванович усмехнулся:

– Быстро учишься.

Он достал из пальто пачку новеньких тысячных купюр.

– Прощу прощения, извините, они настоящие? Без подстав?

– Перегибаешь, парень.

– Извините. Конечно. Благодарю. Если что я на связи.

Он развернулся и широким неуверенным шагом, как кукла на шарнирах, направился к подземному переходу. Боровой, не двигаясь, смотрел ему вслед.

Страх – древнейший механизм управления человеком.

Преодолев на время извечный страх, сегодня вечером этот человек отдаст все деньги в полулегальном притоне на юго-западе Москвы, где чистенькая шлюха, плотно обтянутая кожей, даст выпороть себя, театрально умоляя о пощаде. Там, на задворках большого года, он почувствует себя всемогущим, накажет за детские обиды мать-диктатора, ранившую когда-то девушку, смеющуюся над ним коллегу – да бог его знает, кого ещё. И успокоится ещё на время.

Такие всегда найдутся. А, значит, пусть спускает пар в жестокой игре. Всё лучше, чем настоящая охота.

Боровой ухмыльнулся: выходит, он сделал доброе дело.

Пётр обнаружил на счёте написанный от руки номер телефона. Расплатился, оставил щедрые чаевые миловидной официантке, но чек не захватил.

Его не интересовали спонтанные развлечения. В своём деле он был мастер. В отличие от Леты, лишённой интеллекта, Пётр предпочитал запутанные сценарии, живые эмоции и настоящую драму.

Он вышел из кафе и неспешно направился в сторону ЦУМа. Столичная слякоть, превращаясь от заморозка в шугу, грозила безжалостно испортить его новенькие ботинки Santoni, но Пётр не замечал таких мелочей.

Он думал.

Ближе к двум скандинавский бог в шерстяном пальто от Loro Piana, джинсах и тёплом свитере с высоким горлом вошёл в универмаг.

Тряхнув вымокшей головой, Иван Иванович пригладил мокрую бородку, поднял плечи повыше, чтоб вода не затекала за ворот, и неспешно отправился в тот же подземный переход, но другой его «рукав». Выйдя на противоположную сторону широкого проспекта, он ускорил шаг и через несколько перекрёстков был на проходной Центра анализа и экспертизы.

Из лифта вышел бледный мужчина в тёмно-синем костюме с лиловой рубашкой. С невидящим взглядом он шагнул прямо на Ивана Ивановича.

– Ой, простите, – остановился Влад в последний момент, очнувшись от грёз.

– За рулём осторожней.

– Да, конечно. Спасибо.

Иван Иванович поднялся на 12-й этаж в одиночестве.

В коридоре было безлюдно. В приёмной Лета, устроившись в кои-то веки за столом (а не на нём), стучала по клавиатуре.

– У себя?

– Добрый день, Иван Иванович. У себя. Минуту, пожалуйста, – ответила девица. Она нажала на клавишу переговорного устройства. – Анна Владимировна, Иван Иванович подошёл.

– Пусть заходит, – услышал он голос в ответ.

Боровой скинул промокшее почти до нитки пальто, повесил на плечики и пристроил на пустой гостевой вешалке. Пакеты он предусмотрительно выложил на кресло.

– Дай полотенце.

Та выпорхнула в соседнюю кухню, принесла рулон бумажных полотенец и протянула Боровому.

– Других нет.

– Ладно, давай.

Иван Иванович намотал побольше мягкой бумаги и прошёлся по мокрым волосам на голове и подбородке. Лучше выглядеть он точно не стал, но теперь с него хотя бы не капало. Взяв со стола оба пакета, Боровой вошёл в кабинет.

Анна Владимировна сидела, погрузившись в блокнот. Боровой молча положил пакеты на край стола и традиционно устроился в кресле, прикрыв глаза.

– Все нормально? – не отрываясь от записей, спросила она.

– Да.

Спустя несколько минут Босоркан, наконец, закрыла блокнот, подняв взгляд на Борового. Почувствовав его, он медленно открыл глаза.

– Тебя что-то волнует.

– Не люблю город, – почти не шевеля губами, ответил он.

– Неважно.

– Да.

– Здесь все? – спросила, взяв со стола пакеты.

– Не открывал.

– Мог бы проявить больше рвения.

– С какой целью?

– Это общее дело.

– Я делаю достаточно.

Босоркан замолчала. Отведя взгляд от Борового, открыла пакеты, пролистала бумаги и с удовлетворением отложила на край стола:

– То, что надо.

Он не ответил в ожидании дальнейших распоряжений.

Медленно покачивая бёдрами, она вышла из-за стола.

С каждым её шагом Ивана все настойчивее обволакивал запах лесных ягод в утренней росе. Он понял её намерения.

– Не надо.

– Такая мелочь, Ваня…

Она мягко пристроилась на подлокотнике кресла. Кожа юбки натянулась до предела. Дыхание участилось. Грудь, казалось, стремится вывалиться из декольте. Опьяняющий аромат многократно усилился, погружая Борового в сладкий миг прошлого.

– Не надо, – еле слышно сопротивлялся он.

Но Анна затягивала его всё глубже и глубже.

Не было больше ни кресла, ни кабинета, ни этого абсурдного безликого здания. Только пьянящий аромат летних цветов, трав и ягод. И на самой кромке леса та самая поляна, где он впервые увидел её – свою юную босую красавицу в белой длинной рубахе. Одиноко идёт по кромке поля, напевая слова одной ей известной песни. Останавливается, срывает василёк, вставляет цветок в копну длинных каштановых волос и, закрыв глаза, вдыхает полной грудью аромат летнего поля.

– Анна Владимировна, ваш первый заместитель здесь, – прервал наваждение голос из динамика.

Аромат мгновенно исчез. Босоркан резко встала, вернулась к столу и, нажав на клавишу, попросила подождать. Она повернулась к нему спиной, поправила блузку, оправила юбку, резко развернулась и холодно распорядилась:

– Можешь идти. С этими персонажами я сама разберусь.

Боровой молча встал и покинул кабинет.

Голова с непривычки закружилась от никотина. Саша давно не курила, но сегодня купила пачку Vogue с ментолом. Пальцы моментально пропитались сигаретным запахом. Она поморщилась, достала из сумки санитайзер, протерла руки, огляделась, увидела мусорку, смяла початую пачку без одной сигареты и вместе с зажигалкой выбросила. Постояла еще несколько минут, разглядывая выходящих из магазина покупателей с черно-оранжевыми пакетами, за которые когда-то душу могла отдать, и, наконец, вошла в ЦУМ.

– Привет, Наташ! Как дела? АннаВанна в зале?

– Привет, дорогая. Нет, сегодня отгул взяла.