Бриджит Кеммерер - Проклятие одиночества и тьмы

– Я знаю.

– Я клялся защищать вас, – говорит командор. – Вы не можете приказать мне нарушить мою клятву.

– Могу, – огрызаюсь я и тут же морщусь, поскольку моему телу все еще больно совершать резкие движения. – И прикажу.

– Вы оставите свой народ без правителя.

Я хочу бросить стакан в пол.

– Мне некем управлять сейчас, Грей. Если это наш последний сезон, то я не стану рисковать жизнями своих подданных. Я не согласен на такое.

Грей ничего не отвечает.

– Ты это сделаешь, – говорю я.

– Я могу завести чудовище в лес. Я могу держать его как можно дальше от людей. У нас получалось на протяжении многих сезонов.

Грей говорит так, будто мы оба не понимаем, на что способно чудовище. На что я способен.

– Черт побери, Грей. Ты готов вечно уводить меня от людей? – Я указываю на окно в направлении залитых солнцем конюшен. – Ты готов загонять лошадь до смерти каждую ночь до конца своих дней?

Грей ничего не отвечает.

– Ты готов умереть, Грей? – требовательно вопрошаю я. – Потому что именно смерть будет ждать в конце этого пути. Я уверен. Изначально не предполагалось, что проклятие будет снято. Оно всего лишь смертный приговор. Самое настоящее проклятие то, что мы верили в возможность найти выход и спастись.

В глазах Грея мелькает что-то похожее на вызов.

– Мы еще можем найти выход.

– Если у меня ничего не получится до того, как я начну меняться, то тебе придется меня убить, Грей. Это может произойти внезапно, поэтому я отдаю тебе этот приказ сейчас. И освобождаю тебя от клятвы.

– Так вы сокращаете свой последний сезон? На сколько? Шесть недель? Восемь?

– Если я не сниму проклятие к этому времени, то вряд ли будет надежда, когда мной завладеет чудовище.

– А потом что мне делать? Есть ли у вас еще приказы? – холодно спрашивает Грей. Он явно раздражен.

– Начни новую жизнь. Забудь Эмберфолл.

– Должно быть, это просто, я уверен.

– Грей! – Я ставлю стакан на прикроватный столик с такой силой, что его основание откалывается, а осколки со звоном рассыпаются по мраморному полу. – Это мой последний шанс. Я не могу предложить ничего другого. У меня едва ли осталось королевство, чтобы править. У меня нет жизни, чтобы жить. Ничего нет. Я могу предложить тебе страх, боль или смерть; или я могу дать тебе свободу. Понимаешь?

– Понимаю, – отвечает Грей, явно не впечатленный моим выпадом. – Но вы мне ничем не обязаны. И вы играете ключевую роль. Только вы можете снять проклятие. Вам нужно найти женщину, которая вас полюбит. Вам, не мне. Если леди Лилит снова захочет надо мной поиздеваться, то я бы попросил вас не вмешиваться.

– Я не буду просто смотреть, как она наносит тебе еще больший ущерб, Грей.

– И снова у леди Лилит получилось найти очередную вашу слабость.

Я смотрю в сторону. Было время, когда я бы наказал его за такие слова, но сейчас мне просто стыдно.

Небо постепенно темнеет. Я поднимаю взгляд на Грея:

– Ты исполнишь приказ, командор.

– Как скажете, милорд, – отвечает он без промедления. Свое мнение Грей уже выразил.

Я вздыхаю. Как же я устал от всего этого.

Остался последний сезон.

Я бросаю расколотый стакан в камин. Там он разбивается на тысячу осколков, которые вспыхивают и исчезают.

– Я переоденусь к ужину. Сыграем в эту игру в последний раз.

Я лезу в окно.

И пытаюсь не думать об этом, потому что если об этом думать, то я запаникую и передумаю.

Со стороны улицы деревянная шпалерная решетка на стене не выглядела такой высокой, но с этого ракурса я уже вижу свое будущее в гипсе. Или в гробу.

Цветы и плющ обвивают клеть решетки на одинаковом расстоянии от окон. Окна в своем большинстве располагаются слишком далеко друг от друга, так что меня они не интересуют, ведь я не три метра ростом, чтобы дотянуться от них до плюща. А вот окна ванной и гардеробной расположены довольно близко друг к другу, поэтому до решетки между ними я, кажется, могу дотянуться.

Я двигаюсь по подоконнику и не смотрю на землю. Это самое безрассудное, что я когда-либо делала.

Хотя погодите. Самое безрассудное, что я делала, – это атаковала ломом незнакомца на улице. Полагаю, сейчас еще все в порядке.

Я нашла сумку в шкафу и положила в нее запасной свитер и все, что было из еды на подносе. Однако все это будет напрасно, если я не смогу выбраться из этой комнаты.

А если я не выберусь, то тем двоим станет очевидно, что именно я планировала сделать, и в следующий раз они запрут меня где-нибудь, откуда у меня не будет шанса сбежать.

Дыхание становится поверхностным и быстрым. Между моей рукой и решеткой остается еще сантиметров пятнадцать. Я могу прыгнуть на пятнадцать сантиметров.

Сердце бьется и говорит мне, что я не смогу преодолеть это расстояние. Оно также говорит, что падать с высоты десяти метров на землю будет больно и что я дура уже потому, что подумала об этом.

Если бы Джейк мог меня видеть, он бы точно сошел бы с ума.

А затем я думаю о матери, которая сейчас, возможно, умирает в одиночестве в своей спальне.

Кажется, я плачу. Этот день был слишком длинным. Шансы на то, что все обойдется, невелики.

Так, мне нужно собраться. Я вытираю рукавом лицо. Пятнадцать сантиметров – это единственная пропасть, которую мне нужно преодолеть, чтобы увидеть брата и маму, а я просто стою тут и плачу? До полной темноты осталось минут пятнадцать, поэтому мне следует поторопиться.

Я проверяю ремешок сумки, собираюсь с духом и прыгаю.

Мои руки хватаются за дерево и спутанную лозу. Сумка сваливается с моего плеча, а правая нога не может найти то, за что можно зацепиться.

Нашла! Испытываю приятный прилив облегчения, утыкаюсь лицом в плющ и практически плачу. Спасибо.

Дерево под моими ногами трескается.

С криком я падаю и пытаюсь за что-нибудь зацепиться, но затем моя нога находит опору в виде декоративного каменного выступа, который выпирает из стены замка всего сантиметра на три.

Я сумела остановиться в трех метрах под окном, ухватившись за деревянную решетку. Мои пальцы горят, словно я их подожгла, а колени сильно ударились о каменную стену. Боль означает, что я жива.

Перед глазами у меня пляшут звезды, и на ужасающую секунду я думаю, что я могу потерять сознание. Нет, я не могу. У меня нет времени, поэтому мое тело должно функционировать.

Дерево трескается. Решетка опять не выдерживает и ломается.

Я продолжаю цепляться, стараясь удержаться, но мои мышцы не успевают среагировать достаточно быстро. Дерево продолжает ломаться. Костяшки содраны, бицепсы горят, повсюду занозы. Плющ царапает мне щеки. Я вот-вот разобьюсь о землю и умру.