Лесса Каури - Золушки в опасности

Он отправился в деревню рано утром, ступая бесшумно, как и полагается рыси, выслеживающей добычу. Прокрался на двор, рыкнул на собаку, да так, что та, заскулив, спряталась в будке. Руби доила корову в хлеву. От запаха свежего молока у Зохана так громко заурчало в желудке, что она, вздрогнув, обернулась. Какое-то время они молча смотрели друг на друга – крупный самец рыси и девушка-подросток. Затем она отвернулась и продолжила свое занятие. Хан перекинулся, обойдя девушку, сел так, чтобы видеть ее лицо.

– Все еще сердишься? – негромко спросил он.

Она дернула плечом.

– Зачем пришел, Хан? Детские игры кончились! Ты – сам по себе, а я теперь невеста: приданое шью, с женихом гуляю, матушка не нарадуется!

– Я рад… – пробормотал оборотень.

Во рту стало горько, будто белены объелся. И правда, зачем пришел? Они уже не дети! У нее своя жизнь, у него – с завтрашнего дня, своя!

Он поднялся, пошел к выходу, на ходу бросив:

– Ухожу завтра в полночь.

И уже на пороге, как стрела на излете, его догнали ее слова:

– Я приду проводить.

Домой он не шел, а летел со всех лап! Значит, у него все-таки есть друг! Такой друг, который поддержит во всем! Поддержит, даже если, покидая Смертей-с-ветки, он совершает ошибку!

А затем он услышал вдали короткий, захлебнувшийся тишиной крик, и встал как вкопанный, прядая ушами и принюхиваясь. Ветер дул в сторону – и от него, и от стойбища, поэтому почуять что-либо было сложно. Но в запахах непрогретой с утра земли, палой листвы, стада косуль, что левее паслись у лесного озера, заячьих троп, появился новый. И такой, что Хан припал на передние лапы и тихо зарычал, сам не понимая от чего: от ярости, от страха или от… вожделения.

«Не стоит бросаться очертя голову к неизведанному, как бы соблазнительно оно не пахло!» Так учил отец. Он в молодости много путешествовал и рассказывал сыновьям о разных местах, в которых ему доводилось бывать, в том числе, о так называемых Полянах смерти. Они располагались в укромных долинах в самом средоточии Синих гор, и были покрыты дивными цветами, источающими аромат, который для всех пах по-разному: для пчел – медоносами, для горных козлов – сочной травой и грибами, которые они обожали, для хищников – свежим мясом. Но тот, кто ступал на подобную поляну, оставался на ней навсегда, умертвленный сладким дурманом.

Запах, который ощутил Зохан сейчас, был отталкивающим и манящим одновременно. Он сводил с ума, заставлял забыть об осторожности и бежать со всех ног к его источнику. Стараясь не терять голову, оборотень короткими перебежками направился к стойбищу, часто останавливаясь и прислушиваясь. До него еще несколько раз доносились крики, рычание, но они постепенно удалились на юго-запад, пока совсем не стихли. А затем ветер переменился. И принес запахи гари и крови.

Смерти.

Чувствуя, как заходится сердце, Хан помчался вперед и выскочил в круг, образованный первым рядом изб, часть которых уже горела вовсю.

– Мама! – перекинувшись, закричал он. – Ма-а-ам!

И бросился к своему дому, у которого уже занималась крыша.

Внутри, в клубах дыма, почти ничего не было видно, но Хан разглядел лежащее на полу тело, подхватил и выскочил наружу. Кашель рвал легкие.

В широко открытых глазах Шамисы навсегда застыл страх. Ее горло было разорвано, и руки Зохана сразу оказались красными от крови. Упав на колени, он принялся трясти мать: молча, упорно, стиснув зубы. Если слезы и текли по его щекам, он их не замечал.

– Оставь ее, сынок, она ушла по тропе Вечной охоты! – послышался знакомый голос.

Зохан вскочил на ноги, развернулся и… отшатнулся.

Глава клана Смертей-с-ветки был не похож на самого себя. Его глаза горели, как у рыси, смотрящей в ночи на источник света, лицо кривилось, словно у сумасшедшего, а руки тряслись. Прежде мощное статное тело Асаша казалось искривленным и изуродованным, так, словно он долго и тяжело болел, и болезни не было видно конца.

– Старший!.. – всхлипнул Хан, позабыв о том, что он уже взрослый, смелый и сильный. – Старший…

И шагнул к нему, протягивая руки.

– Не подходи! – прорычал Дархан. Только тут Зохан заметил в его руке охотничий нож, с которого капала свежая кровь. – Стой, где стоишь, и слушай меня! За моим домом, под старой корягой, закопан мешок с табаком. В нем ты найдешь немного денег. Забирай их и беги в Вишенрог! Несись со всех лап! Найди лиса-одиночку, что приходил к нам весной, и передай ему…

За спиной Асаша раздался хриплый рык. Хан увидел Ранишу, и, прежде чем успел что-либо сказать, она бросилась на Дархана.

Раниша – с искаженным безумием лицом, вымазанном в крови.

Раниша – в глазах которой плескалась бесконечная выматывающая ярость.

Раниша, больше похожая на ужасающий призрак, чем на фаргу.

Она была слишком молода и неопытна, чтобы противостоять матерому самцу. Глава клана, молниеносно схватив ее за волосы, развернул к себе спиной и одним движением перерезал ей горло. И закричал, в отчаянии запрокинув лицо в низкое осеннее небо, когда она упала у его ног, захлебываясь кровью, но все еще протягивая к нему жадные руки.

Крик оборвался рыданиями.

Хан чувствовал, что сейчас у него остановится сердце. Не в силах смотреть на Асаша, он огляделся и только сейчас заметил других членов клана, бездвижно лежащих на земле. Часть из них была зверски искусана, у многих – перерезано горло. Как у Раниши.

Крыша дома Рысяшей с грохотом обрушилась, взметнув кучу искр. От жара у Зохана заболела кожа.

– Слушай… меня… – медленно, будто с усилием проговорил Асаш. – Найди Лихая Торхаша Красное Лихо и передай, что он был прав – бешеные, числом более ста, идут на Вишенрог, уничтожая на своем пути и своих, и чужих… Торопись, Зохан Рысяш Смерть-с-ветки! Помни это имя, потому что если выживешь – останешься последним из клана!

– А остальные? – закричал Хан, сжимая кулаки. – Это ты убил их?

– Их убили бешеные, пришедшие с Севера. А я добил тех, кого покусали… – Дархан пошатнулся, словно силы его покинули. – Своими руками убил своих детей… Самых сильных они увели… Среди них твой брат, Улиш. Но если встретишь его – беги прочь и не оглядывайся!

– По… почему? – заикаясь, спросил Зохан.

– Потому что теперь он один из них… А теперь ступай! Пусть твой путь будет легок и короток, и все боги Тикрея помогут тебе!

Дархан склонился над Ранишей, тыльной стороной ладони погладил ее по щеке, а потом полоснул себя по горлу. И упал на ее труп, забившись в судорогах. Хан бросился к нему, но было поздно. Остановившимся взглядом он смотрел на рваную рану на плече Дархана Асаша – глава клана Смертей-с-ветки, закончив кровавую и огненную жатву, но не дав болезни пожрать себя, ушел по тропе Вечной охоты туда, где прощаются все грехи.