Мария Эмилия Сандерс - Орион

− Давай… – ответила я, но мне вовсе не хотелось говорить завтра об этом. И вообще не хотелось… Никогда.

Мы встали со скамейки и разошлись в разные стороны, даже не попрощавшись.

Дальше я шла как в тумане, и даже не помнила дороги. И вот, когда я была уже не так далеко от дома, со мной начало твориться что-то странное. В моей голове стало сильно звенеть. И с каждой секундой звон становился громче и невыносимей. В глазах всё замерцало. Задрожали коленки. Я схватилась за голову, упала на колени, и услышала такой звук, напоминающий помехи на радио. Далее сквозь звон и странные звуки, я начала разбирать какие-то слова. Это был женский голос.

− Мэдди! – говорил прерывисто голос. Потом опять последовали помехи.

− Мэд… Слы… ня? Э… я. – и вновь помехи и звон.

− Кто это?! – громко крикнула я, схватив голову обеими руками.

К звону и помехам добавилось какое-то шуршание и стук. Я думала, у меня вообще сейчас голова взорвётся! И тут в голове раздался хлопок, как будто звук лопнувшего стекла. Мгновенно все звуки стихли, в глазах погасло.

III.

Третье созвездие

Обречено на проклятье.

Вечно быть скрытым

Ему суждено.

Казаться может оно незначительным,

Лишь маленькой точкой кольца Таэро.

Но только кольцо коснётся земли,

Вмиг всё превратится в сплошные угли.

За тенью скрываться недолго останется.

Лишь чёрное солнце взойдёт

И тогда,

Возникнет священный Оралунта.

Записи неизвестного,

Датированные II веком до н.э.

Глава третья

– Мэдди! Мэдди!!! – раздался голос отца.

−Папа? – я открыла глаза и увидела его взволнованное до бледноты лицо.

Я была в кровати в своей комнате. Папа сидел на краю и внимательно смотрел на меня.

− Ты себя хорошо чувствуешь? – наконец спросил он.

− Вроде того, − неуверенно ответила я потому, что голова ещё немного кружилась. – А что случилось? Как я здесь вообще оказалась?

− Примерно в семь часов вечера, какой-то парень с тёмными волосами принёс тебя домой. Ты была без сознания. Он сказал, что тебе стало плохо, и ты упала посреди улицы, а он решил помочь. Сказал мне позаботиться о тебе и убежал.

− Он не сказал своего имени?

− Нет. А, что? – обеспокоенно спросил отец.

− Может быть, я его знаю, но не уверена, − проговорила я себе под нос. – А одежду… Во что он одет был, помнишь?

− Точно не помню. Помню, что он был одет в тёмные вещи.

«Неужели всё-таки Феликс? Или просто совпадение? Но разве такое может быть? Он ведь даже не знал, где я живу. Или всё-таки знал?», − в голове вертелись сотни вопросов.

− Ну, ты себя точно хорошо чувствуешь? Или вызвать врача? – спросил отец, вставая с кровати и оглядывая моё лицо.

− Точно.

Я весело улыбнулась, чтобы убедить отца, что со мной всё в порядке. Хотя меня не на шутку всё это напугало. И эти звоны, помехи в голове, и мерцания в глазах, и тот женский голос, который хотел мне что-то сказать. Насмотревшись несколько фильмов о людях, которые вдруг узнают о том, что они душевнобольные, мне стало страшно. А вдруг я такая же?

«Да, ну нет! Такого быть не может! Ох, Мэдди, дурная ты, башка!», − я ругала себя за такие мысли.

Отец подошёл к двери, остановился, обернулся на меня и весело сказал:

− Ты сознание потеряла, от недоедания, похоже. Ты ведь почти не ешь в последнее время. Когда умоешься, спускайся в кухню. Ты у меня тройную порцию съешь!

Но ничего весёлого в этом не было. Сегодня воскресенье, а это значит, отец готовит своё фирменное блюдо. Скоро я вас с этим «блююдом» познакомлю.

Я кивнула отцу. Он улыбнулся, вышел, и тихонько, без скрипа, прикрыл дверь. Так получалось только у него. У меня дверь, как бы я её аккуратно не закрывала, она хоть немного скрипнет. Чудо-дверь!

Тут же я соскочила с кровати и посмотрела на время. Неужели уже час дня? Сколько же я спала?

Далее я прошла по коридору налево. Зашла в ванную, быстро умылась, и причесала непослушные рыжие волосы. Они у меня были волнистыми, почти кудрявыми, и чуть ниже плеч. Расчёсывать их иногда приходилось по полчаса. Это меня жутко бесило в них.

Потом я возвратилась в свою комнату, переоделась, и спустилась в кухню, которую я называла «гостекухня» потому, что та совмещала в себе как кухню, так и небольшую гостиную с жёлтым диваном, двумя креслами, и журнальным столиком, который, кстати говоря, сделал папа своими руками (а с виду и не скажешь, что самодельный).

Сегодня у отца был выходной. Он сидел на диване и увлечённо читал газету.

Я села за стол, увидела странный зелёный суп, напоминающий какую-то жижу, и аппетит сам собой улетучился.

Поводив ложкой в супе. Я встала, убрала суп в холодильник, достала с нижней полки хлеб и масло. Намазала масло на хлеб и быстро проглотила.

Отец оторвал глаза от газеты и, посмотрев на меня, поинтересовался:

− Как супчик?

− Объеденье! – соврала я.

Он так гордился своим фирменным брокколевым супом, что я так и не смогла признаться ему.

Я любила всё, что он готовил, но только не эту болотную тину. Отец был не просто любителем готовить, он даже работал шеф-поваром в одном популярном ресторане. Но долго он там не задержался. Так как встретил мою маму. Она была приезжая студентка. И была уже на последнем курсе обучения (я не помню на кого она точно училась, но помню, что что-то связанное с экономикой). Родители познакомились, и вслед за ней, отец уехал в другой город. То есть в этот город.

Потом, как мне рассказывали, отец работал коком на теплоходе. Он мог годами плавать по океанам, и приплывал домой всего на несколько месяцев. Самое долгое его странствие длилось три года. А когда вернулся домой, его ждал сюрприз − дочурка, которой уже было три года. Ну как вы догадались, это была я.

Почему он не узнал о моём рождении раньше? Потому, что почта раньше доходила очень долго. Моя мама написала ему сразу, как только узнала, что беременна. Потом она писала много других писем. Потом ещё одно, когда я появилась на свет. Но письмо пришло, только тогда, когда… Мамы уже не было.

Я помню тот день очень хорошо. Мне было шесть лет. Я проснулась, отец накормил меня. И играясь на диване, я услышала звонок в дверь. Отец открыл, и ему вручили в руки пожелтевшее от времени письмо, написанное её рукою. А она уже полгода как умерла. Дверь закрылась, а отец стоял и смотрел на письмо. А потом слезинка скатилась по его щеке. Он убрал письмо, посмотрел на меня, а потом подошёл и крепко обнял.

Естественно, я тогда не знала, что никогда не увижу маму. Я спрашивала отца каждый день, где она, и когда вернётся. Он отвечал, что она уехала далеко-далеко, навестить свою мать, и что скоро должна вернутся.

Прошло три года. И отец открыл мне тайну. Сперва я не могла поверить. Говорила, что она жива. И что отец мне врёт. Только через несколько лет я смогла с этим смириться. И признаюсь честно, я всегда сердцем чувствовала, что она не мертва. Это сложно объяснить. Вот, например, когда близкий человек умирает, ты чувствуешь в сердце какое-то опустошение. Как будто у тебя вырвали часть сердца. Эта часть со временем вновь восстанавливается, но иногда не до конца. Остаётся шрам, который останется с тобой до конца.