Елена Ромова - Синдром отличницы

Зато теперь я понимала, что все мои мысли будут отданы ему.

Пару дней после нашего последнего разговора я досаждала Баргеру своей невнимательностью, из-за чего он, в конце концов, вывел меня в общий коридор, усадил на диванчик и взглянул уничижительно.

– Что не так, Лессон?

– Я плохо сплю.

Отчасти это было правдой. Слишком часто в своих грезах я занималась любовью с Питтом, просыпаясь в ужасе оттого, что мое тело обмякло, а мышцы в паху продолжают сокращаться.

– У тебя бессонница?

– Вроде того.

– Тогда иди домой и не приходи, пока не станешь прежней Лиммой Лессон.

– Но…

– Я сказал, – рука доктора Баргера опустилась мне на плечо, легонько направляя в сторону раздевалки, – иначе я возьму обратно свои слова о Вейсмунде и твоих рекомендациях.

Целую неделю после внушения Баргера я занималась исключительно наукой. А по вечерам я заменяла ба в чтении книг матери, балуя ее статьями из передовых научных журналов. Мама, конечно, делала вид, что ее ничуть не заботит, каких высот добились ее коллеги. Но я и ба прекрасно знали причину, побудившую ее охладеть ко всему этому – мама нуждалась в медицине, а медицина в ней нет. И эта односторонняя привязанность грозила свести ее с ума.

– Ты же понимаешь, как ей тяжело, – говорила мне Дейна, когда мы спускались из спальни на кухню, – незачем травить ей душу этими статьями, Лимма. Время Гарверд, как медика, прошло, теперь она лишь твоя мать и моя дочь. Эта правда слишком болезненна, но она и является лучшим лекарством.

Дейна была чертовски права во всем, что касалось ее дочери. Мне же было тяжело осознать, что неиссякаемый потенциал моей матери стал лишь частью ее пожизненного проклятия.

Кто знает, может быть, моя жизнь и текла бы в прежнем русле, разрываясь между работой и домом, если бы в один из дней Дейна не заглянула ко мне в комнату со словами:

– Там во дворе какой-то парень, Лимма. Может быть, ты знаешь, кто он?

Карандаш, которым я делала пометки, выпал из моей руки. Я вскинула глаза, полные необъяснимой тревоги. Сердце забилось так сильно и громко, будто мне сообщили о начале войны, как минимум. Отложив книгу, я соскочила с кровати, подошла к окну и отдернула штору, проронив лишь: «Чтоб тебя!»

– Так ты знаешь его, или я звоню в полицию?

Ба терпеливо дождалась моих сбивчивых объяснений по поводу личности этого парня. Залившись краской стыда, я снова юркнула в постель.

– И что с ним делать? – приподняла брови моя бабушка. – Он потопчет все цветы во дворе.

Пусть катится ко всем чертям. Я ни за что не выйду к нему, потому что боюсь. Смертельно боюсь, ибо умру сразу, как только он взглянет на меня. А еще я всерьез могу расплакаться или упасть в обморок. Нет, это выше моих сил!

– Лимма, мне его прогнать?

– Не знаю. Я его не звала. Я…

Дотянувшись до кувшина с водой, который стоял на прикроватной тумбочке, и чудом не расплескав, я припала к краю.

– Так, может, ты с ним поговоришь?

В ответ я отчаянно замотала головой.

Святое небо, Питт Сайверс ошивается у меня во дворе, как чертов Ромео! И одно это обстоятельство заставляет сходить с ума от паники.

– Уверена, он сейчас уйдет, – совладав с волнением, произнесла я и распахнула книгу, делая вид, что читаю. – Через пять минут его уже и не будет.

– Если пострадает хотя бы одна моя роза… – усмехнулась ба.

Черт побери, а ведь этот парень даже не постучал в нашу дверь и не соизволил намекнуть, что героически торчит во дворе. Ему будто плевать на условности, он же Сайверс, ему положено. Может, ему просто нравится наш сад? Или он заблудился в восточной Каптике? Здесь ведь все трущобы на одно лицо.

Я отбросила книгу, взирая на часы и смакуя мысль, что Питт просто очарован мною до сумасшествия, раз в восьмом часу шарахается рядом с моим домом. Хотя кого я обманываю? Очарован? Мной? Этот богатый красавчик? Ему что-то нужно, наверное. Может, у нас донорская совместимость и ему нужна одна из моих почек? Или он забежал занять денег на новую тачку.

А может, ему просто нравится экзотика? Ситайки – это ведь такая редкость в Каптике. Кроме того, ситайские девочки созревают очень поздно. Главная особенность всех ситаек – определенное «женское строение» и чрезмерная наивность. Я наслушалась этого еще от матери, которая родила в шестнадцать, поддавшись чарам моего отца. «Мужчинам – нельзя верить!» Это просто священная истина нашей семьи. Особи противоположного пола, как бы они ни выглядели и что бы ни говорили, – зло. Им нужно только то, что находится у добропорядочных ситаек между ног. И ради этого они будут лгать, как последние грешники.

С другой стороны, Сайверс мог без труда обаять любую девчонку. Зачем ему я? Именно я?

С этим пора покончить.

Я поднялась, натянула кофту и спустилась в холл. Погода за окном испортилась, но дрожь у меня была не из-за этого. Поверить не могу, что паникую из-за Питта. У меня подгибаются колени, но я твердо решила, что пора бы поставить все точки над «и».

На крыльце я остановилась, увидев Сайверса, понуро сидящего на подвесных качелях. В свете надвигающихся сумерек, поднявшегося прохладного ветра и трепещущих из стороны в сторону листьев молодого клена, парень казался несчастным и безумно красивым.

– Привет, Питт.

Сайверс поднял бледное лицо, нашел меня потерянным, совершенно опустошенным взглядом. На его губах возникла знакомая теплая улыбка.

– Прости, Лимма, я сейчас уйду. Не думал, что ты выйдешь, я… просто хотел побыть здесь.

Нельзя доверять Сайверсу, особенно когда он выглядит таким измученным и уставшим.

– С чего бы это? – нахмурилась я, складывая на груди руки. – Тебе понравился сад моей бабули?

Он мог бы и разозлиться. В конце концов, я говорила тоном, который вывел бы любого, но Сайверс лишь понимающе усмехнулся.

– Прекрасные розы.

– Тебе не стоит быть здесь, – категорично выпалила я, – это не имеет никакого смысла. Лучше бы тебе прямо сказать, что тебе от меня надо?

Чем жестче звучал мой голос, тем приятнее и очаровательнее становилась улыбка Питта. Казалось бы, хандра медленно оставляет его, во взгляде появляются прежние озорные искорки.

– Мне нужны твои трусики. Самые откровенные и желательно кружевные.

– Что? – обомлела я, мгновенно вспыхивая от гнева.

– Ты же быстрее поверишь в то, что я поспорил с ребятами, что пересплю с тобой, чем в то, что мне хочется просто поговорить.

– О чем тебе со мной говорить? – еще пылая негодованием, произнесла я.

– О тебе или обо мне, – пожал он плечами, – не важно. Я, как дурак, постоянно о тебе думаю, Лимма. Поэтому я здесь. Я прошу только о разговоре.

У меня пару мгновений не билось сердце. Эйфория нахлынула, и все поплыло перед глазами. Низ живота налился тяжестью, губы вожделенно запылали.