Елизавета Дворецкая - Кольцо Фрейи

Удар засадного отряда был стремителен и страшен. Лавина рычащей пехоты ворвалась на дорогу, захлестнув немногочисленное тыловое охранение. К чести воинов Олава, никто из них не попытался бежать, но и дать достойный отпор не удалось. Кого– то сшибли с седла, кто-то спрыгнул на землю, чтобы тут же упасть с разрубленным черепом. Немного сбить напор сумели не столько воины, сколько их перепуганные кони, метавшиеся без седоков. Люди Кнютлингов бежали вдоль ряда повозок, рубя всех, кто попадался на пути. Лишь некоторым удалось нырнуть под телегу или кинуться в придорожную канаву. Остальных рубили в куски.

Поняв, что угодил меж двух огней, Олав замешкался. Он был отважным человеком, но теперь просто не знал, как поступить. Ударившее с тылу войско уже захватило обоз, перебив и рассеяв его защитников. Всего через пару мгновений после начала боя силы Олава оказались ополовинены. От такого у кого хочешь голова пойдет кругом!

– Спасайся, конунг, их там сотни! – кричал какой-то человек с разбитой головой, выбегая из-за крайней повозки. Кровь, залившая лицо и серую ткань худа, даже не позволила Олаву его узнать.

Однако этот крик вывел конунга из оцепенения. Повернуть дружину навстречу новому врагу, подставив спины лучникам – нельзя, биться с теми и другими одновременно тоже не получится: не хватит сил. Необходимо срочно выводить людей из кровавого мешка, а остальное потом. «Живой наживает», как говорит Один. И конунг Олав принял единственное решение, которое еще могло спасти его и остатки дружины.

– В седло! Все в седло!

Лошади. У них они под рукой, а у нападающих – нет, и только это сейчас важно.

Одним из первых вскочив на своего коня, Олав направил его в поле, криками и взмахами меча увлекая за собой остальных. Его жеребец легко перескочил через невысокую каменную изгородь, призванную помешать овцам травить хозяйское поле. Воины устремились за ним, минуя выскочивших из-за повозок обоза нападавших. Кого-то из стоптали конские копыта, кто-то вывалился из седла, сраженный метким броском дротика, но остановить конных пешие бойцы Кнута не могли. Остатки разбитой дружины конунга Южного Йотланда вырвались из засады и понеслись к противоположному краю поля. Вскоре они достигли его и втянулись в лес.

Высокий воин в дорогой кольчуге провожал их раздосадованным взглядом. Дернув подбородный ремень, он сорвал низкий полукруглый шлем с золоченой полумаской, открыв лицо. Кнут, старший сын Горма из Еллинге, был человеком дружелюбным и миролюбивым, но сейчас его округлое лицо с приятными чертами напоминало лик самой Хель: почти половина его скрылась под огромным синяком, над бровью темнела ссадина. Своему бежавшему врагу он смотрел вслед с негодованием и досадой.

– Поздравляю тебя, конунг! – К нему приблизился Регнер ярл, опираясь на копье. Двадцать лет назад этот человек был наилучшим бойцом всего Йотланда, не знавшим поражений, да и теперь еще мог многому научить. – Мы разбили их!

– Но этот тролль ушел! – Кнут повернулся к нему. – Если я его упущу, Харальд сживет меня со света! Скажет, что мне разбили моду, как бродяге, а я только утерся!

– Очень может быть. Так отчего же ты не прикажешь преследовать его?

– Прикажу. Но сначала… – Кнут оглянулся в сторону обоза. – Раз уж нам досталось то, что он насобирал, сперва нужно разобраться с добычей. А Олав от нас не уйдет. Он потерял половину людей, и теперь ему остался только один путь – домой, в Хейдабьор. Мы пойдем следом и накроем там, в его логове. И после этого Харальду уже не придется попрекать меня, будто я недостаточно забочусь о родовой чести!

– А я тебе еще раз говорю: надо отдать этих женщин! Это самое лучшее, что мы можем сделать!

Гунхильда вздрогнула, сделала Бирте знак молчать и припала к щели в дощатой перегородке. Бирта, пятнадцатилетняя дочь хозяина дома, позвала ее в кладовую, чтобы показать вышивку на своем будущем свадебном платье. Дверь кладовой открывалась в «теплый покой», иначе грид; и едва девушки вошли, как в гриде появился сам хозяин, Торберн по прозвищу Сильный, один из виднейших людей вика Хейдабьор, а с ним и другие хёвдинги. В другой раз Гунхильда и не подумала бы подслушивать чужие разговоры, но сейчас замерла и насторожилась. Женщины, о которых шла – или могла идти – речь, была она сама и ее две ближайшие родственницы. Голос принадлежал Рольфу по прозвищу Хитрый, крупнейшему в вике торговцу рабами.

– Сразу видно, что ты привык торговать женщинами! – отозвался кто-то из пришедших с хозяином мужчин, и Гунхильда по голосу узнала Альвбада, фриза. Фризы, когда-то основавшие поселение у фьорда Сле, и сейчас составляли значительную часть его жителей, и Альвбад принадлежал к одному из наиболее влиятельных родов. – Может, уже и цену прикинул? Опомнись, ведь речь идет о матери нашего конунга!

– А где он теперь, этот конунг? – сердито ответил ему венд Гостислав. Гунхильда отметила, что Торберн созвал к себе видных людей из всех частей Хейдабьора, наверное, и от саксов тоже кто-нибудь есть. – Боги от него отвернулись! Кнут сын Горма гнал его по собственной земле, будто волк зайца! Он был разбит и у границы, и здесь, перед виком! Чудо, что Кнут еще не занял Хейдабьор! Что нам пользы от Олава конунга?

– Он всегда был дураком и неудачником! – отрезал Хрейн Дупло, и Гунхильда за перегородкой поморщилась: кому понравится слышать такое о родном отце. – Разве этот человек может править страной? Вот Сигтрюгг был настоящий конунг! А этому лишь бы стоять на носу, неважно чего, и чтобы плащ развевался! Он сам виноват, что все это с ним случилось! Ни разу еще он не проехал по своей же земле, чтобы с кем-нибудь да не поссориться! Его пригласили на пир, оказали ему честь, так нет, он даже не может спокойно посидеть за столом и выпить во славу богов, как приличные люди!

– А это правда – насчет ковша? – хихикнул Гуннар сын Асмунда, известный в Хейдабьоре как Горе Гуннар.

– Правда, – вздохнул Оттар Синий, неплохой человек, если не считать большой склонности к выпивке.

– Прямо так – ковшом по лицу? Сыну конунга?

– Прямо так.

– И ковш раскололся?

– Раскололся.

– Да что же у него голова – железная, что ли?

– Не знаю, но я сам видел. Может, ковш был уже старый и треснутый.

– Старый, не старый! – с раздражением перебил их Снорри Черный Скальд. – Если бы мне дали на пиру, при всех гостях, ковшом по морде, я бы не успокоился, пока бы не сжег весь дом того, кто это сделал, а его самого разорвал бы на части! А здесь вам не мы! Это ведь сын конунга! Неудивительно, что он стоит с дружиной возле самого вика. Странно, что он еще не ворвался сюда и не передушил нас всех!

– Но мы-то здесь при чем? – зашумели сразу все хёвдинги, наиболее богатые торговцы из постоянно проживающих в вике Хейдабьор, а также хозяева ближайших к нему усадеб. – То мы, а то конунг!