Алёна Алексина - Перехлестье

Неужто он пришел за Грехобором?

– Легкой дороги, – тем временем сказал Жнец, оторвав пристальный взгляд от венчального украшения.

– Легкой дороги, – отозвался Грехобор, провожая уходящего взглядом полным растерянности и смятения.

Жнец покинул Перехлестье? Зачем? Ведь если он отвернулся, значит, его цель не Грехобор. Тогда кто?

Но вместо ответов на эти вопросы в голове отозвалось эхом лишь одно слово – особое для каждого мага.

Перехлестье.

В душе мага расползалась тоска.

Перехлестье.

Место, где можно стать человеком и жить в одном из многочисленных храмов небожительниц, служа им. Там мечтал оказаться каждый, но не каждого Жнец пропускал через заветную черту, разделяющую мир людей и богов. Пересечь ее было дано лишь тому, чьи отчаяние и боль пересиливали желание жить. Но что делал Жнец здесь? Какой жатвы искал? Грехобор не знал ответа на этот вопрос, да и не хотел знать.

Ему было ясно только одно. Такого, как он сам, Перехлестье отторгнет. Потому что в душе у него не было ни отчаяния, ни боли. Только глухое беспросветное смирение. И желание, чтобы все наконец закончилось.

И, зажав в руке венчальное украшение, скиталец двинулся в сторону города, сам не понимая еще, что впервые за последние годы в его сердце шевельнулось что-то отличное от равнодушия. Интерес.

Телега катилась, поскрипывая и подпрыгивая на кочках. Васька устроилась поудобнее и втайне радовалась, что сидит на складках толстой юбки. Прежде девушке никогда не приходилось колесить на повозках. Как выяснилось – к счастью. Она ехала и мрачно размышляла: чего только современные любители Средневековья находят в этой темной эпохе? Ну по всему же ясно, что в двадцать первом веке безопасней и комфортнее – в машинах мягкие сиденья, на ухабах так не трясет, тепло, светло, да еще и быстро. Здесь же еле тащились.

Пока она рассуждала о преимуществах и несомненных достоинствах цивилизации, всадник на вороном коне неспешно ехал следом. Несколько раз Лиска бросала в его сторону любопытные взгляды – уж очень колоритно выглядели статная фигура, укутанная плащом, и страшный лохматый жеребец. Незнакомец больше не проронил ни звука, ехал, опустив голову, то ли погрузился в мысли, то ли просто был не из болтливых. Вот и славно. Чем меньше вопросов – тем лучше. Больше всего на свете Васька боялась погореть на блестящем незнании здешних реалий.

Сквозь голые кроны деревьев припекало ласковое солнышко.

А все-таки здорово, что довелось попасть в весну! Теперь впереди новое лето, а вот у Юрки оно уже через два месяца закончится. Воспоминания о друге ранней юности повернули мысли девушки в неожиданную сторону – она погрузилась в мрачные раздумья по поводу произошедшего в землянке. Что же пыталась отдать незадачливой гостье страшная хозяйка избушки? Понятное дело – ничего. Да вот только… обидно как-то!

Это что ж получается – страху Василиса натерпелась нечеловеческого, а на деле, как оказалось, только попусту геройствовала. Зато наоралась на год вперед. И набегалась тоже.

…Телега выехала из леса, когда солнце уже касалось горизонта. Девушка сидела в повозке, жестоко страдая от физического и информационного голода. Причем муки второго были просто нестерпимы. Томительные часы езды стали временем непрестанных размышлений о неведомом мире, в который угораздило попасть, о своем туманном будущем и полном отсутствии перспектив на возвращение. Наконец, оставалось совершенно неясным, как выжить в столь причудливых обстоятельствах. Полное незнание местных традиций чревато новыми печальными приключениями. Впрочем, и это ерунда, главное другое – скоро ночь, а Василисе негде не то что преклонить голову, но и просто перекусить. Негде и не на что.

– Ты, девка, чья будешь-то? Куда тебя везти? – прервал размышления своей спутницы старичок.

Такого поворота событий девушка, прямо скажем, не ожидала. Расспросы – дело гиблое, поди сообрази, что и как врать. Да и стоит ли?

Однако пока тугодумка размышляла, что бы ответить, язык сам собою брякнул:

– Я работу ищу. Не знаете, куда податься?

Дед сдвинул шапку на лоб и поскреб в затылке.

– А умеешь-то чего?

Василиса пожала плечами:

– Готовить. Может, есть у вас тут харчевни, куда стряпухи требуются?

Старичок хмыкнул:

– Харчевни-то есть, но чтобы баба стряпала… Это где ж такое видано?

– А что, разве женщины, ну… в смысле, бабы – не готовят? – удивилась Вася.

О, чудесный новый мир! Может, здесь не надо и убираться? Может, и стирать не придется?

На нее посмотрели с хитрым прищуром.

– Где ж это видано, чтобы баба в харчевне стряпала? Ну, там посудомойкой, чернушкой или на побегушках – это да, святое дело, даже богоугодное. Но чтобы иначе как…

И сидящий на облучке снова хмыкнул.

Лиса удивилась:

– Как же так? Значит, дома у печи хлопотать можно, а в трактире у той же печи не доверяют?

Ее собеседник хлопнул себя по колену, досадуя, что спутница не понимает таких элементарных истин:

– Отчего ж не доверяют? Доверяют. Дай, подай, уйди, не мешай. Поскольку за бабой глаз да глаз нужен. И строгость. Ибо что баба без мужского догляда сделать может? Не-э-эт, девка, бабам никакое дело доверить нельзя. Ежели только от безысходности.

Васька помолчала, свыкаясь с мыслью, что она теперь не выпускница кулинарного техникума, получившая красный диплом и с блеском прошедшая практику в кафе «Сказка», а абстрактная «баба», коей страшно доверить даже просто помешивать кашу в горшке. М-да…

Тем временем старичок зыркнул на едущего рядом дэйна и нахмурился. Однако хозяин вороного жеребца словно не заметил этого. Только равнодушно изрек:

– В «Кабаний пятак» попробуй податься. От городских ворот первый проулок налево. Там уже два месяца на кухне никого, кроме тараканов, да и те, наверное, разбежались. У Багоя мало кто приживается. С его характером только жаркое мирится. Так что – баба или мужик – этот трактирщик привередничать не станет.

Василиса уныло кивнула. Перспектива устроиться на работу к человеку, который не отличается приятностью нрава, мало радовала. Дальше ехали в молчании. А когда повозка выкатилась на большак, всадник на вороном коне что-то негромко сказал старику и, пришпорив жеребца, был таков. Лиса некоторое время любовалась, глядя в спину удаляющемуся мужчине, – так уверенно он держался в седле бешеного скакуна.

– Эк погнал-та… – неодобрительно покачал головой дед. – Лют. Эх, и лют!

Девушка с уважением кивнула. И впрямь лют. Далеко не каждый осмелится даже подойти к такому коню, не то что верхом сесть, да еще погонять. А наездник свирепого жеребца так пришпоривает, что сердце заходится.