Ольга Жван - За пределами замка

– А где мои черепа?

– Твои… что?

– Ну… Металлические шарики, которые стали черепами, а затем – каменными табличками!

– Ты бы уже определилась, черепа или таблички?

– Ты надо мной насмехаешься?

– А какого цвета у меня сейчас глаза?

– Золотистого. Светлого.

– На что похож этот цвет?

– На смех!

– А какого цвета насмешка?

– Золотистого с красными и зелеными вспышками!

– Тогда ответь мне, я смеюсь или насмехаюсь?

Такая форма диалога немного смущала девушку, ей постоянно приходилось всматриваться в глаза палача, и она часто видела там нечто такое, что не могла объяснить, оттенок чего-то спрятанного, затертого, но бесконечно важного, чего-то, что является основной составляющей его сущности. Впрочем, долго Аурелия об этом старалась не думать, потому что вслед за этим ощущением начиналось бесконечное падение в такую чужую бездну неизученного мира палача.

Разговаривали они очень редко не только за столом, если бы Борг не считал необходимым объяснять Аурелии устройство окружающего мира, то, наверное, она не дождалась бы ответа ни на один свой вопрос. Впрочем, полученные ответы тоже редко удовлетворяли любопытство девушки, хотя и значительно увеличивали ее понимание действующих законов. О мире, из которого Аурелия прибыла, Борг вообще ничего не спрашивал. Все его вопросы касались только проверки того, поняла ли девушка рассказанное им ранее. Иногда ей хотелось поделиться своими мыслями, своими воспоминаниями, своими снами, наконец, всем тем, из чего состояла ее обычная действительность. Но он ни разу ее ни о чем не спросил. Аурелия вспомнила когда-то прочитанную статью о некоем феномене – душевной привязанности, которая возникала у узника к своему тюремщику. Она уже не помнила, чем это объясняли специалисты. Возможно – необходимостью любого живого существа эту самую привязанность к кому-то испытывать и за неимением других кандидатов, направляющих ее на своего тюремщика. Может быть, объяснение было совсем другое. «Интересно, – подумала, почему то Аурелия, – сами тюремщики начинали ли испытывать нечто подобное к своим пленникам?».

Она услышала, как Борг хмыкнул, но при этом ничего так и не сказал. Впрочем, этого было достаточно, чтобы прервать течение мыслей девушки и дать ей возможность сосредоточиться на еде.

Время шло. За последние три недели Аурелию заводили к узнику, который все также лежал без движения, всего три раза. Девушка заметила, что после этих сеансов, кожа его приобретает живую розовость, дыхание из тяжелого и хриплого становится чистым и глубоким, черты лица становятся мягче, и из них уходит безжизненная усталость. Впрочем, он так и не открыл глаза, о цвете которых Аурелия задумывалась уже не раз, но так и не решалась посмотреть.

Большой холм. С одной стороны он покрыт зелеными растениями, травой, деревьями. С другой – пустырь – безжизненная земля, застывшая волнами, как лава. Во сне Аурелия видела этот холм со стороны. Этот пустырь как будто имел контур, по форме напоминающий круг, наложенный на склон. Вдруг девушка оказывается в центре этого достаточно большого круга. Под ногами находится серовато-коричневатая почва – сухая, безжизненная пыль. Она смотрит вверх, над ней – серое тяжелое небо. А рядом стоит полу-боком полу-спиной какой-то крупный мужчина в темно сером, почти черном плаще. Боковым зрением девушка увидела, что наверху над ними в небе движутся два больших черных пятна, одно из которых опускается вниз, как будто это – большой обожженный черный кусок плотной материи. Причем она понимает, что он падает на стоящего рядом с ней мужчину, и его нужно об этом предупредить, но внезапно девушка чувствует отрешенность, обреченность и полное смирение, а в голове проносится мысль: «Будь, что будет». Аурелия видит, как этот большой черный кусок материи падает все ниже, и понимает, что это не материя, а большая черная мертвая птица с огромными крыльями. Она падает, распластав крылья, и поэтому ранее девушке казалось, что это ткань, планирующая на ветру. Птица черкнула по спине и левой руке мужчины и упала Аурелии под ноги. Мужчина повернулся к ней и спросил: «Она меня не выпачкала?». Девушка смотрела на еще одну такую же черную птицу, кружащую в небе над ними, и ей с трудом удалось оторвать от нее взгляд. Аурелия прикоснулась к его предплечью левой рукой, и увидела, как под ее ладонью проступило на плаще кровавое круглое пятно. Она отдернула свою руку, повернула к себе ладонью и увидела, что ее пальцы в крови. Аурелия вытерла их о свою одежду, думая при этом, что сама себя выпачкала.

Проснувшись, первым, что почувствовала Аурелия, была срочная необходимость идти в пыточную, прикоснуться к его предплечью, увидеть след птицы. Спешно приводя себя в порядок, девушка пыталась успокоиться и убедить себя в том, что это всего лишь сон, но ощущение свершившейся беды ее не оставляло.

Минуя большой зал, девушка пронеслась по уже изученным коридорам в подвал. Распахнув ставшую вдруг невесомой дверь, она влетела в маленькую знакомую комнату со столом в центре. Внутри ничего не изменилось. На столе все так же тихо дышал почти живой узник, мирно прикрыв глаза. Свеча на окне расплавила уже свою большую половину, освещая тесное помещение. Эхо из коридора почти догнало Аурелию бесконечным повторением шагов, приближаясь и удаляясь, путаясь в коридорах и прячась в темных углах. Отдышавшись, девушка заглянула под стол и в шкаф, осмотрела каждый тесный угол. Там никого не было. Напряжение не уходило, хотя, казалось, повода для него не было. Впрочем, больше здесь делать было нечего, и, постояв еще некоторое время в тишине и нерешительности, девушка отправилась завтракать.

В замке определенно что-то происходило. Завтракала Аурелия в одиночестве, впервые за долгое время хозяин не почтил гостью своим присутствием. Молчаливые слуги, как обычно, не стали утруждаться объяснениями. Девушка уже начала подозревать их в неспособности издавать хоть какие-то членораздельные звуки. Гася пекущее глаза раздражение, она все же решила сосредоточиться на пище. Однако ко всем вкусам добавилась горечь досады, портя общее впечатление. Она даже не подозревала, насколько стали для нее важны их совместные молчаливые трапезы. Настроение было тяжелым, как будто ей на плечи накинули толстую тяжелую, пропахшую пылью и временем ткань, она душила, оттягивала плечи, заставляя ссутулить спину, и не оставляла никаких сил на освобождение.

Быстро завершив трапезу, девушка решила выйти в сад, разбитый позади замка. Ей нестерпимо хотелось добавить себе легкости и свежести, которые может дать лишь чистый воздух, наполненный нежными цветочными ароматами, запахом дозревающих плодов и свежескошенной травы.