Морган Райс - Обращенная

Кэйтлин увидела знак. 186-ая улица. Ей предстояла долгая прогулка – 150 кварталов по Пенсильванского вокзала. Она будет идти всю ночь. Но именно этого она и хотела – проветрить голову. Избавиться от мыслей о Калебе, о Джоне, о событиях двух последних ночей.

Девушка увидела другое будущее перед собой, поэтому она была готова идти всю ночь.

Когда Кэйтлин проснулась, уже наступило утро. Она скорее почувствовала, чем увидела, бьющий в нее солнечный свет. Девушка с трудом подняла голову, чтобы сориентироваться. Кэйтлин почувствовала, что кожа ее рук и лба касается холодного камня. Где она находится?

Подняв голову и осмотревшись, Кэйтлин поняла, что лежит в Центральном Парке. Теперь она вспомнила, что сделала остановку в пути, посреди ночи, чтобы отдохнуть. Она была такая уставшая, такая измученная. Должно быть, она уснула сидя, наклонившись и облокотив руки и голову о мраморные перила. Уже было позднее утро и в парке ходили люди. Проходившая мимо женщина со своей юной дочерью бросила на нее подозрительный взгляд. Она прижала свою дочь поближе к себе.

Кэйтлин выпрямилась и осмотрелась. Несколько человек уставилось на нее и ей стало любопытно, о чем они думают. Девушка посмотрела на свою грязную одежду – она была покрыта грязью. Хотя ее это не волновало. Ей просто хотелось убраться подальше от этого города – из этого места, которое ассоциировалось у нее со злом.

А потом она снова почувствовала это. Голод. Боль поразила ее, и Кэйтлин почувствовала себя такой голодной, как никогда прежде. Но это не был обычный голод – это было безумное первобытное желание насытиться. Как она сделала это в Карнеги-Холл.

Маленький мальчик, играющий с футбольным мечом, – не старше шести лет – пнул его и мяч случайно подкатил к ней. Он подбежал к ней. Его родители находились далеко – как минимум, в 30 футах.

Это был ее шанс. Каждая клеточка ее тела молила о насыщении. Кэйтлин уставилась на его шею, сконцентрировавшись на пульсирующей шее. Она ощутила ее. Почувствовала ее запах. Девушка хотела наброситься.

Но каким-то образом Кэйтлин остановила себя. Она знала, что станет умирать от голода, если не насытится, что в скором времени она умрет. Но девушка скорее предпочла бы умереть, чем причинить вред этому мальчику. Она позволит ему уйти.

Солнечный свет докучал ей, но она могла терпеть. Неужели это из-за того, что она – полукровка? Как он повлиял бы на других вампиров? Возможно, это давало ей своего рода преимущество.

Кэйтлин оглянулась, моргая из-за резкого солнечного света, чувствуя себя потрясенной и сбитой с толку.

Здесь было так много людей. Так много волнения. Почему она остановилась здесь? Куда она шла? Ах, да… Пенсильванский вокзал.

Кэйтлин ощущала боль в своих усталых ногах из-за столь долгих прогулок. Но она не ушла далеко – она прошла не более 30 кварталов. Она пройдет остаток пути, сядет на поезд и выберется отсюда. Кэйтлин заставила себя – силой воли – снова стать нормальной.

Если она уйдет достаточно далеко от города, возможно, это случится.

Кэйтлин медленно поднялась, готовясь к прогулке.

«Не двигаться!» – выкрикнул голос.

«Не шевелиться!» – раздался другой голос.

Кэйтлин медленно обернулась.

Перед ней стояли, по меньшей мере, десяток нью-йоркских полицейских в форме и с оружием, направленным на нее. Они держались на расстоянии – около 15 футов от нее – словно боялись подойти ближе. Словно она была каким-то диким животным.

Кэйтлин смотрела на них и – странным образом – не испытывала страха. Вместо этого девушка почувствовала, как внутри нее поднимается своего рода покой. Она начала ощущать себя сильнее людей. И с каждой минутой Кэйтлин все меньше и меньше чувствовала себя частью своей расы. Девушка ощущала странную непобедимость, знала – неважно, сколько их или какое у них оружие, она сможет убежать от них всех или победить их.

С другой стороны, девушка устала. Она смирилась. Какая-то часть ее больше не хотела бежать – ни от полицейских, ни от вампиров. Она не знала, куда бежит или от чего она на самом деле убегает. Это было безумием, но Кэйтлин будет рада, если полиция ее арестует. По крайней мере, арест будет чем-то нормальным, рациональным. Может быть, они встряхнут ее, заставят осознать что, в конце концов, она – всего лишь человек.

Офицеры медленно приблизились к Кэйтлин, направляя на нее оружие – они двигались с предельной осторожностью.

Девушка наблюдала за их приближением – она была скорее заинтересована, чем напугана. Ее чувства были на пределе. Она замечала каждую крошечную деталь: форму их оружий, контур триггеров, даже длину их ногтей.

«Подними руки вверх, чтобы мы их видели!» – крикнул полицейских.

Ближайшие полицейские находились всего в нескольких футах от нее.

Кэйтлин спрашивала себя, какой могла быть ее жизнь – если бы отец не ушел, если бы они никогда не переезжали, если бы у нее была другая мать, если бы они осели в одном из городов, если бы у нее был парень. Будет она нормальной когда-либо? Будет ли ее жизнь когда-либо нормальной?

Ближайший полицейский находился всего в футе от нее.

«Развернись и поставь руки за спину», – потребовал полицейский. – «Медленно».

Кэйтлин медленно опустила руки, развернулась и поставила их за спину. Она почувствовала, как полицейский крепко схватил ее сначала за одно запястье, затем за другое, дергая ее за руки слишком грубо, используя чрезмерную силу. Как мелочно. Девушка ощутила холодную застежку наручников, чувствуя, как металл врезается в кожу.

Полицейский схватил ее за затылок, сжал ее волосы слишком туго и, наклонившись ниже, прижал свой рот к ее уху.

«Тебя поджарят», – прошептал он.

И тогда это случилось.

Прежде чем Кэйтлин поняла, что происходит, она услышала отвратительный хруст кости, сопровождаемый брызгами крови, почувствовав ощущение и запах теплой крови на своем лице.

Девушка услышала крик, затем выстрелы – и все это в доли секунды. И только когда она инстинктивно упала на колени на землю, развернулась и подняла глаза вверх, она поняла, что происходит.

Полицейский, надевший на нее наручники, был мертв и обезглавлен – его голова была разорвана на две части. Другие полицейские отчаянно стреляли, но не могли попасть в цель. В этот момент спустилась толпа вампиров – тех самых из Карнеги-Холл. Они разрывали полицейских на части.

Полицейским удалось подстрелить некоторых из них, но ни к чему хорошему это не привело. Они продолжали нападать. Это была кровавая бойня.

Через несколько секунд копы были разорваны на куски.

Внезапно Кэйтлин почувствовала теплый, знакомый прилив в своей крови, ощущая, как сила наполняет ее, поднимаясь от ног к рукам и плечам. Она откинулась назад и разорвала наручники. Вытянув руки перед собой, девушка уставилась на них, пораженная своей собственной силой. Металл болтался на каждом запястье, но теперь ее руки были свободны.