Татьяна Корсакова - Девушка с серебряной кровью

– Аким Петрович, – сказал вдруг старик.

– Простите…

– Имя мое Аким Петрович. Хватит уже меня стариком называть.

– Я не… – Федор осекся.

– Даже в мыслях. – Старик… Аким Петрович огладил косматую бороду, и Федору снова почудилась усмешка. Скорее всего, почудилась, потому что седые брови собеседника снова сошлись на переносице.

– Она очень стесняется своей немоты и цвета глаз. Ты первый чужак, с которым она заговорила, пусть даже и в Нижнем мире. Пожалела она тебя. Жалостливая больно. И если ты только посмеешь, – посох многозначительно качнулся, – если только подашь вид, что тебе противно…

– Мне не противно! – Старших нельзя перебивать, но Федор все равно перебил, не выдержал. – Мне все нравится… – сказал и смущенно замолчал, испугался, что сказал слишком много.

– Это хорошо. – Аким Петрович кивнул. – Но руки распускать не смей. – Из рукава его рубахи выглянул и тут же исчез уже знакомый Федору нож. – Ты на Стражевом Камне случайный гость, а я здесь всему хозяин и голова. Моя воля – и отправишься в Нижний мир навсегда. Озеро примет, не сомневайся. Понял ты меня, Федор?

– Понял. Стражевой Камень – это остров так называется?

Старик молча кивнул.

– А озеро?

– А озеро, стало быть, Стражевое. Объяснить почему или сам догадаешься?

Федору хотелось получить объяснения по многим вопросам, но не весть откуда взявшимся чутьем он знал: Аким Петрович больше ничего не расскажет. Не сейчас.

– Не нужно. – Он мотнул головой.

– Тогда пойдем есть. – Старик пошире распахнул дверь. – Хватит тебе на сене боровом валяться. – Он отступил, пропуская Федора вперед, а потом сказал уже в спину: – Айви о нашем разговоре не рассказывай.

– Так ведь и не было никакого разговора. – Федор пожал плечами. – Не о чем рассказывать.

– И не пялься, не смущай девочку.

– Не буду. Куда идти?

– К дому. Куда же еще?

Дом только снаружи казался деревенской избой. Внутри же он был совсем не похож на обычный крестьянский дом. С первого взгляда становилось ясно, что люди в нем живут не только зажиточные, но и образованные. Особенно Федора удивил книжный шкаф. Книги здесь находились разные, в основном по медицине и горному делу, но он успел заметить несколько томов на французском языке. Кто же это все читает? Представить Акима Петровича с томиком Вольтера никак не получалось. Впрочем, как и с анатомическим атласом.

Не меньше, чем книги, Федора поразил камин. Огромный по меркам дома, сложенный из черного озерного камня с изящными золочеными часами на каминной полке. Перед камином стояло кресло, по виду очень старое и удобное. В том, кому принадлежало кресло, сомнений не возникало. Как и в том, кто хозяйка элегантного резного секретера. На секретере лежал лист бумаги с нарисованным углем пейзажем. В небрежных, но удивительно точных штрихах угадывались очертания Стражевого Камня.

– Айви развлекается. – Аким Петрович проследил за взглядом Федора. – Нравится ей.

– Очень красиво. – Федор осторожно коснулся рисунка.

– Пустая забава. – Аким Петрович пожал плечами, внимательно осмотрел служившую гостиной комнату, словно видел ее впервые, а потом добавил: – Ладно, нечего тут… Айви не любит, когда трогают ее вещи. Пойдем уже, стол накрыт.

В кухне у печи хлопотала одетая во все черное женщина в низко надвинутом на лоб черном же платке. Федора она встретила неласковым взглядом, коротко кивнула в ответ на его вежливое приветствие и тут же отвернулась.

– Это Евдокия, – представил женщину Аким Петрович. – Приплывает к нам, помогает Айви с хозяйством.

Поскольку Федора он Евдокии не представил, стало ясно, что о его существовании она знала задолго до этой встречи.

– А где Айви? – В голосе Акима Петровича послышалась тень тревоги, и Федор тоже напрягся.

Вместо ответа Евдокия равнодушно пожала плечами и принялась выставлять на стол нехитрые деревенские разносолы, от одного вида которых у Федора снова заурчало в животе. Когда стол уже был накрыт, тихо скрипнула дверь. Айви, смущенная и расстроенная, замерла на пороге.

– Чего стоишь? – спросил Аким Петрович, не глядя на внучку. – Семеро одного не ждут.

Сам он уже сидел во главе стола и при этом умудрялся смотреть на присутствующих сверху вниз. Айви бросила быстрый взгляд на Федора, уселась по правую руку от деда.

– И ты не стой истуканом, – велел он Федору и кивнул на табурет по левую руку.

Евдокия окинула стол внимательным взглядом и, не говоря ни слова, вышла во двор.

Ели в полном молчании. От этого молчания Федору кусок не лез в горло. Айви тоже почти не притронулась к еде. И только Аким Петрович ел много, с удовольствием.

– Решили голодом себя извести? – спросил он вдруг, и от неожиданности Айви вздрогнула, посмотрела на деда с укором.

– И не смотри на меня так. Мне и Евдокии хватает. Тоже вечно чем-то недовольна. – Аким Петрович нисколько не смутился. – Один с того света, считай, выбрался. Вторая тоже начудила столько, что не расхлебать. А силы вы где возьмете? – Он перевел мрачный взгляд с Айви на Федора. – Или ты, гость дорогой, думаешь, что и дальше будешь на перинах бока отлеживать?

Айви вздохнула, вцепилась пальчиками в край столешницы, но ни на Федора, ни на деда глаз не подняла.

– Не думаю. И за гостеприимство ваше, Аким Петрович, постараюсь расплатиться как можно скорее. – Федор церемонно поклонился. Наверное, слишком церемонно, потому как старик посмотрел на него насмешливо.

– И как же ты собираешься расплачиваться, позволь спросить, если тебя ветром шатает?

Крыть было нечем. Если боль из тела почти ушла, то сил пока еще точно не прибавилось.

– Вот потому и не веди себя как кисейная барышня, не вороти нос, а ешь все, что дают. Если Евдокия не увидит пустую тарелку, обида будет смертная. Стряпуха она отменная, но вот характер имеет прескверный. Или не вкусно? – Старик зыркнул на него из-под густых бровей. – На каторге, чай, тоже не разносолами кормили.

После этих слов за столом повисла тягостная тишина, в которой было отчетливо слышно, как бьется о стекло жирная муха.

– Что вы собираетесь предпринять, Аким Петрович? – Федор трусом себя никогда не считал и сейчас пасовать не собирался. Правде нужно смотреть прямо в глаза. К этому он себя давно уже приучил.

– Ишь как заговорил. – Старик отложил ложку, подался к Федору. – Вижу, каторжанин ты не из простых. – Это был не вопрос, а утверждение. – Политический?

Что этот мужик, всю жизнь свою проживший на диком острове в диком краю, мог знать о политике?! Федор вскинулся было, но тут же сам себя осадил, вспомнил совсем не крестьянское обустройство дома и содержимое книжного шкафа. Пора бы уже привыкнуть, что жизнь часто совсем не такая, какой видится на первый взгляд.