В Бирюк - Стриптиз

А так… «вилами по воде». Цена — жизни человеческие.

Очень неприятное, неуверенное, неустойчивое состояние души. «Темна вода в облацях». И это — раздражает.

— Подумаем вместе. Я расскажу, а вы поправьте, если я ошибаюсь. Мда… Радил — враг. Потому что наш подъём — вреден Городцу, потому что наш взлёт — стыден Радилу. Чтобы уничтожить Всеволжск ему надо знать. Что мы и как мы. Простейшее — сколько у нас воинов. Он уже подсылал сюда соглядатаев, душегуба-поджигателя.

Народ дружно начал роптать и переглядываться. Новость уровня… «Агенты ЦРУ пытались занести в Кремль боевое ядерное устройство»?

— Подождите возмущаться, послушайте. Второй путь получить инфу… э… прознать про нас — вытрясти из наших людей. Которых мы сами в Городец послали. Получить силком или добром. Людей наших там трое. Слуга — пожилой калечный мариец из вырезанного унжамерен рода. Он и не знает ничего, и говорить по-русски — толком не умеет. Так Николай?

Николай кивнул.

Обычно мы ставим в такую прислугу молодёжь. Чтобы получили опыт, научились на примерах. Но… прошло расширение по Оке, Ветлуге, вниз по Волге. Людей — не хватает.

— Остаётся приказчик и точильщик. Три последних месячных отчёта писаны одной рукой, приказчиковой. Перед этим — был ледостав. Почему один пишет за другого? — Причины могут быть разные. Но в отчётах не упомянуты.

— Ну… мало ль чего. Может, в полынье утоп…

— Вот я и говорю, Ивашка, мелких причин — нет. А про всякие… случаи — должно быть отписано.

Это — из тех вещей, которые местные не понимают. Регулярный прозвон канала связи. Не по событию, а по времени. Я про это уже рассказывал. Когда у меня унжамерен вышку свалили.

Здесь форма чуть другая: месячный отчёт. Надо бы чаще. Еженедельный? Для всех это — нудная бессмысленная бумажная возня, глупая бюрократия. Об чём писать? Что продал три горшка глиняных да удильца конские? Одним — лень писать, другим — лень читать. В результате — покойники. Как я подозреваю.

— Так ты, Воевода, думаешь, что мой человек к Радилу передался? Чтобы тому всё тайное высказать? Как хочешь, хоть голову мою руби, но я в то не верю. Мои робяты… никогда. Вот хоть землю есть буду. Я своим людям верю.

Пафоса многовато. Точильщик чувствует свои вины, ответственность за промахи. Потому и формулирует… с главосечением. Но своих ребят — защищает.

— Ты своих парнишек лучше знаешь. Ежели ошибся… Взыщу. Но я думаю… В сентябре через Городец прошёл епископ Феодор. Основал там монастырь. Феодор с Радилом беседы вели, наверняка и про нас. Мы Феодора… укоротили. Коли были у Радила мечты нас епископом унять — провалились. Княжич Изяслав сюда приходил — бестолку. Тут — ледостав. Месяц — ходу нет. Предполагаю, что Радил взял точильщика и приказчика в оборот. Пока никто никуда идти не мог. И предложил им по-рассказывать про нас. Один — согласился, другой — нет. Догадайтесь — кто.

Николай и Точильщик уставились друг на друга, Николай расправил плечи, задрал подбородок, набрал воздуха… И взглянул на меня. А я с интересом рассматривал Точильщика. Вот же «боровичок упёртый»! Набычился, смотрит исподлобья. По старине, по исконно-посконному — ему так на Николая смотреть… невежество, «мурло неумытое». Отроку за такой взгляд — от оплеухи, до «спинной росписи сразу». На старшего! На приказного голову!

Не боится, не отступит.

Да, такого есть смысл учить.

Николай выдохнул. Спросил тоскливо:

— Так, думаешь, Хохрякович? В изменниках…

И уже неуверенно, с надеждой:

— А может он это… под пытками? А?

— Может, Николай. Только нам с того не легче. Предполагаю… Только предполагаю! Я могу ошибаться! Думайте, ищите ошибку! Так вот, Радил даёт нам через Хохряковича дезинформацию… э… туфту заправляет. Уже три месяца. Тут Николай шлёт депешу: Хохряковичу — спешно во Всеволжск. Повод — мелкий. А вызов — спешный. Аж гонец посреди ночи из Балахны прискакал. Хохрякович — в панике. «Всё пропало! Меня во Всеволжске к Ноготку загонят! На смерть лютую, страшную!». Даёт знать Радилу. Тот нашего гонца… имает. А своего — посылает.

Интересно: в каком звании была та Бабариха? «Сватья баба» — это должность. Задача у неё стояла посложнее Радиловской. Тактически и технически — очень приличный уровень. Достоверно подделать в условиях поварни, хоть бы и царской, государев указ — требует навыка и умения.

Впрочем, первый её опыт на этом поприще был очень похож на наш случай:

Кто-нибудь рассматривал творения Александра Сергеевича как сборник задач по курсу: «Тактические решения в спец. операциях»? — Нет? Зря. «Пушкин — наше всё». Значит — должно быть.

У Радила — ещё примитивнее, чем у Бабарихи: тоже свой гонец, но даже без грамотки, с чисто устным сообщением. Печатей не проверишь, каллиграфию не оценишь. Даже носителя — не допросить. Утёк. С нашим пряником.

— С-сука… с-сволота…

— Спокойно. Всем спокойно. Теперь, когда мы до этого додумались, когда поняли, что слова гонца — не правда истинная, а то, что Радил хотел нам передать, к истине безотносительное, возникает вопрос: а для чего он хотел нам такое втюхать? Ну? Мнения?

— Ну… чтобы мы не дёргались, что наш гонец пропал. А они его там, тем временем… Надо идти! Надо выручать!

— Ольбег! Уймись! Подумай сперва. Что из сигнальщика, хоть бы и под пыткой, можно вынуть? Количество труб в Балахне? Суточную добычу соли? Таблицу сигналов? И куда такое знание? Радил предполагает, что мы знаем об измене Хохряковича. Но — не уверен. Он предполагает, что мы знаем о судьбе точильщика: парня либо в застенок вкинули, либо под лёд спустили. Сотрудничать с Радилом он не стал. Иначе — были бы отчёты его рукой писанные. И тут даёт нам чёткое однозначное знание: «Ваших всех — гридни повязали». Врёт. Зачем?

— Чтобы мы пошли… вынимать. А он — встретит.

Какой изумлённый просветлённый взгляд у Чарджи. Озарение, открытие.

Инал презрительно относится к мастеровым, к их восторгу, когда решается очередная техническая задача. А тут — сам озарился! Решением задачи. Пусть и не технической, а ситуативной, логической.

— Великолепно! Очень точно подмечено. Если, как я предполагаю, Хохрякович Радилу о Всеволжске много порассказывал, то должен был упомянуть мой… э… заскок: взыскивать за своих. О чём Ольбег тут уже кричал неоднократно.

— Интересно, а сколь много у него добрых воинов?