Stulchik - Эротические рассказы - Группа

Тогда я сделал ей предложение, присовокупив к нему закрытый замшевый футляр.

Прежде, чем ответить мне, Валя его открыла. Там лежало тонкое резное колечко с тремя бриллиантами. Да, - сказала она.

Когда вечером после свадьбы мы остались с ней вдвоем в комнате, я подарил ей ночную сорочку. Подобные, трофейные, использовались женами офицеров после победы для выходов в театр, как бальные туалеты.

- Первый бал Наташи Ростовой! - воскликнула Валечка, всплеснув руками и, шлепая босыми пятками по паркету, бросилась в ванную надевать обновку.

Нужно будет купить ей красивые домашние туфельки, - решил я про себя ей вслед. Пока она переодевалась, я успел придумать тысячу самых соблазнительных вещей, которые куплю ей в ближайшем будущем, это требовалось для поддержания ее восторга на должном уровне. В моей целомудренной Валечке не оказалось ни капли стыдливости. Не краснея, она позволила мне закатать ей на грудь новокупленную рубашку и запустить свои бесстыжие пальцы в ее упругую девственность - мой усталый, замученный зверек отказывался мне служить для этой цели. Валины ощущения в тот момент стали мне совершенно безразличны, хотя она напрягалась и вздрагивала, мне удалось руками протолкнуть своего непослушного зверя в приготовленную для него норку. И тут она снова подвела меня: не успел я осознать, что правдами или неправдами, благородно или не очень, но я все-таки обладаю моей девочкой, как насмешливый, вышедший из-под моего контроля старый похотливый зверь вытолкнул скопленное мной богатство раньше времени. Липкая и вязкая моя сущность затопила только что вскрытое девичье влагалище и размазалась по ягодицам моей девочки-жены. Пока я приходил в себя от короткого наслаждения и позора, Валечка стряхнула меня с себя, как налетевшее членистоногое и, сдвигая коленки, которые уже скользили друг об дружку, помчалась в ванную.

- Ах, извини! - донесся из прихожей ее голосок. Она столкнулась в прихожей с моим братом Лешей, вышедшим в уборную или подслушивающим у дверей. - Да ничего не случилось - что могло случиться!

Хлопнула дверь ванной и остервенело потекла вода. Я подумал о Леше с неудовольствием: все те месяцы, что я ухаживал за Валей, я замечал на ней следы от его бараньих взглядов.

Мы с братом всегда были разными людьми. И это не только благодаря разнице в возрасте в семнадцать лет. Он вырос каким-то недоумком, слышать ничего не захотел об институте и, как занялся толканием ядра, так и будет продолжать это высокоинтеллектуальное дело, очевидно, до конца жизни. До этого ядра улетали в неизвестность, и братец попросту сидел у меня на шее. В этом году мне удалось пристроить его через знакомых в сборную, так что теперь он понемногу приобретает независимость. Правда, не скажу, что я от этого в страшном восторге.

...В ту ночь Валечка вернулась в нашу спальню очень серьезная. Я полез к ней опять со своими слюнями, но она, закинув за голову круглый локоток - с моей стороны, разумеется - преспокойно засопела. Я так и не понял, притворялась она или нет.

Следующую ночь я ждал, как Голгофы. В надежде продлить соитие с любимой женой я, перед тем, как увлечь ее в постель, проглотил рюмок шесть коньяку сам и влил примерно столько же в Валечку. После этого она вообще не шевелилась - послушно раздвинула ноги, так и осталась. Я опять беспомощно обгадил ее всю снаружи. Потом приподнялся на руках, в надежде, что она в бесчувственном состоянии, но, к ужасу своему обнаружил, что Валечкины глаза широко открыты, абсолютно трезвы, враждебны и насмешливы. Мне осталось только отвалить назад и закрыть лицо руками.

Как и накануне она, прихватывая на ходу халатик и сводя скользкие коленки, устремилась в ванную. На сей раз до того, как хлопнула дверь и потекла вода, прошло несколько минут, и я услышал в прихожей быстрое осторожное перешептывание. Затем почти бесшумно (но ведь все мы прекрасно знаем язык вещей и дверей в своих квартирах) притворилась дверь Лешиной комнаты. Я печально лежал в темноте, размышляя о своем бедственном положении. Время как-то остановилось. Вода все еще монотонно шумела, и мне вдруг пришло в голову, что Валечка плачет в ванной под плеск воды. Я решил поскулить под дверью и направился в прихожую. Моя задача упрощалась: дверь в ванную была приоткрыта. Я подошел к ней, деликатно потоптался и просунул за дверь нос.

Валечки в ванной не было! Не было ее и в темной кухне. Я зачем-то вернулся в ванную и повернул кран. В наступившей тишине послышались какие-то новые звуки. Я быстро сообразил, что это ритмичное поскрипывание братцева дивана.

Тогда я одним прыжком перепрыгнул коридор и распахнул дверь в его комнату так, что стул, приставленный к ней спинкой, отлетел к батарее. В зеленоватом свете, ворвавшемся вместе со мной из коридора, я увидел справа на диване две белые ноги дивной красоты, поднятые вверх и вытянутые; при моем появлении они тотчас же взлягнули и опустились. С дивана вскочили моя обнаженная жена и мой родной брат, который пытался прикрывать двумя руками (их размера не хватало) свое спортивное орудие, достигавшее головой пупка. Я, старый болван, кинулся к ним и за руку стащил Валечку с дивана на голый пол себе под ноги.

- Вы... вы... - задыхался я, потом прошипел первое пришедшее мне на ум слово: - Скоты!..

- А ты сам! - возопил Леша, удачно прикрывшись подушкой. - Завел женщину до визга, обкончал ее и - дрыхать?! А ей - что?!

Его аргументы были настолько вескими, что мне оставалось только убраться вон. Тут жена прибежала за мной в спальню. Она, как полагается, рыдала:

- Ты меня выгонишь? Ты нас теперь выгонишь? Но я не могла, не могла так остаться! Ты представь себе - все уже налилось и открылось и - так и осталось! Это же выше сил человеческих!

Она захлебывалась.

- Ты хоть раз кончила? - спросил я.

Она мгновенно перестала рыдать и, пораженная, опустилась на стул.

- Да... - выдавила она.

Во мне угасли все чувства, кроме одной боли: не отпустить ее! Удержать сейчас!

И я повалился перед ней на колени:

- Делай что хочешь, только не покидай меня! Ты - мое последнее... Я без тебя...

Я понимал, что слова должны быть подкреплены делом. Наутро я разыскал среди разного хлама, что накапливается в каждой семье, хризолитовый воздушный кулон в золотой оправе, принадлежавший моей бабке. Мать наказывала мне в свое время не выпускать драгоценность из семьи, но я не должен был выпустить Валечку на улицу в тот день, не задобрив ее. Я панически боялся, что она не вернется.

Валечка вернулась. Она возвращалась каждый вечер ко мне в постель, а после моих ежевечерних попыток продлить свое полуобморочное блаженство, которому рекорд был не более полминуты, оглашая нашу квартиру стонами, срываясь и, уже не таясь, неслась в комнату брата. Через минуту оттуда уже доносились ее крики облегчения, а я, накрыв голову подушкой, размышлял о том, что, если бы Леша не жил в соседней комнате, то Валечку не удержали бы никакие подарки...