Лана Мейер - Прости мне мои грехи. Книга 1 (СИ)

Наркотики стали для меня обычным делом – так просто было выпить таблетку и почувствовать себя королевой мира. Под действием экстази мне казалось, что я излучаю волшебный синий свет, который привлекает ко мне лучших людей, лучшие мысли, лучшую жизнь. Весь мир приобретал новые самые яркие краски. Это было как озарение, как переход в какое-то новое измерение, где людям известны не только лишь три пространства.

Несмотря на разгульный образ жизни, иногда я пыталась одуматься: например, после очередного секса с незнакомцем, когда на душе было паршиво от того, что в очередной раз сдала свое тело так дешево – за бесплатно.

«Ребекка Картер – попользуйся и уходи» - Этот гимн заполнял мои мысли, как роковой звук, но я уже вошла во вкус бессмысленных гулянок и все никак не могла остановиться.

Затем в моей жизнь появился и кокаин, но это было лишь баловство, и оно быстро кончилось, когда мой брат Кайл попал в больницу из-за передозировки. Да, он употреблял допинг, а не кокс, но эта ситуация что-то изменила в моей голове, потому что тогда я проплакала около постели брата всю ночь. Он находился в коме и если бы пришел в себя, наверное, долго смеялся бы над моими слезами. Думаю, никто и никогда не видел, как я плачу. Я делала это редко, но сильно и навзрыд, находясь в полном распоряжении самой себя.

Да и тот случай, когда я подмешала Эмилии Бломен (ситуация из первой книги серии про других героев, которая называется «Позволь мне тебя коснуться») транквилизаторы в пунш, заставил меня задуматься о последствиях моих поступков. Да, девчонка раздражала меня до скрежета в зубах, но это не было поводом так поступать с ней. Ее могли изнасиловать в ту ночь, когда она находилась под действием наркотиков или даже убить… Ответственность за все, что могло бы произойти, рухнула бы на мои плечи.

И я бы свалилась под тяжестью своих грехов.

***

Зевс с порога подлетает к своей миске – за двухчасовую пробежку бедняга вновь проголодался не на шутку. Я хотела сделать себе банановый смузи и съесть парочку йогуртов, но когда потянулась к холодильнику, мой аппетит как рукой сняло.

Я оцепенела, когда краем глаза увидела огромный букет цветов на своей кровати, и, разумеется, это были синие розы.

Их было так много - порядка сотни, - и я даже не знала, как относиться к этому подарку. Пытаясь избавиться от плохого предчувствия, медленно подошла к букету и кончиками пальцев достала маленькую записку, что лежала между цветами.

У Коула был приторно каллиграфический почерк, что удивительно.

«Ребекка, ты хочешь сыграть в еще одну игру? Пари – сегодня вечером. И надень, пожалуйста, красное белье. Черное мне наскучило».

- Су-ки-н сын. – Я скомкала бумажку в своей ладони и, разорвав помятый клочок на части, начала топтать его кроссовками, которые еще не успела снять после пробежки.

Я чувствовала, как горело мое лицо: кровь прилила к щекам потоками ненависти, злобные слова так и застревали в горле, стремясь вырваться наружу.

Подхваченная порывом ненависти, словно ветром, я схватила розы в охапку и тут же завизжала на всю комнату так, что даже Зевс встрепенулся, стремительно подбежав ко мне.

Острая боль пронзила мою кожу, и, отбросив паршивые розы прочь, я увидела на внутренней стороне своих предплечий что-то алое. Из ран, нанесенных шипами, вырывались наружу маленькие струйки крови, норовя превратиться в небольшую лужицу в ладонях.

Розы были огромными, дикими, с действительно острыми шипами, прикрытыми большими зелеными листьями. Коул как бы показывал мне, что будет со мной, если я ослушаюсь его приказа.

Стиснув зубы, взглянула в темные глаза Зевса – он мило скулил, пытаясь поддержать меня. Пес всегда чувствовал, когда я нуждалась в его поддержке. Медленно, пытаясь не потерять сознание от вида крови, я подошла к раковине и промыла руки в прохладной воде затем с той же холодностью и остервенением, приложила к ним полотенце, набирая в легкие побольше воздуха.

Кожу уже не жгло – это была минутная запугивающая боль, а не настоящее орудие уничтожения. Лишь его маленькая копия. Так сказать, тизер от знаменитого режиссера Хорорров (прим. Ужастик) Коула Стоунэма.

Да только он ошибается, если думает, что сможет запугать меня такой глупостью. Пусть себе дальше играет в садоводство, а я приняла твердое решение, что сегодня к нему не приду.

Я лучше приготовлюсь к встрече с Николасом, которому позвоню сию же секунду и скажу, что готова с радостью принять его предложение.

Пора обзавестись надежным защитником и навсегда распрощаться с Коулом, оборвав нити, которые связывали меня и моего кукловода.

ГЛАВА 14

POV Коул

Я смотрю в зеркало заднего вида, припарковав машину на стоянке возле психиатрической клиники, в которой лежал отец. Взгляд непроизвольно упал на мой шрам – бледный рубец, который когда-то был причиной насмешек и издевательств надо мной, которым я не придавал особого значения.

Я совсем не считал себя красивым и вообще полагал, что это, действительно, субъективное понятие. Что есть внешняя красота, когда внутри я прогнил давно? Но я не собирался пускать слезы по этому поводу и роптать на то, что уже совершил – прошлое все равно не изменишь. К тому же, у меня когда-то был выбор перейти на светлую сторону, но дело в том… Что мне нравилось делать гадости.

Я ловил нереальное счастье от испытываемого чувства власти. В эти секунды я понимал своего отца, который в моменты одержимости поступал со мной довольно жестоким образом.

Этот шрам был мне подарен злой собакой и натравил ее на меня он.

Все началось в глубоком детстве – наверное, мне не было и пяти лет. Тогда еще с нами жила мама, а также дедушка и бабушка – владельцы семейного бизнеса. Наверное, я был счастливым ребенком, у которого были лучшие игрушки, друзья, которых уже не помню, и забота родителей. Конечно, я был ребенком и долгое время не замечал странных вещей, которые творились вокруг.

Мама часто запиралась в своей комнате и плакала, и по мере того как я вырастал, она делала это все чаще и чаще.

Отец вел себя еще более подозрительно: перестал ходить на работу, доставляя деду кучу проблем; больше не следил за собой, постепенно обрастая густой бородой и усами. Тогда я не придавал этому значения; но действительно серьезные проблемы начались тогда, когда отец стал забывать мое имя. Он мог смотреть на меня несколько минут и совершенно не понимать, что это я – его сын, Коул Стоунэм. Мальчик, которому он рассказывал сказки о космосе перед сном и истории о противостоянии добра и зла.

В какой-то момент наступила череда хаоса. Я плохо помню то время, но мама с папой ссорились постоянно, сотрясая стены.

Я знал, что в этих проблемах виноват отец, что он делает что-то не так, и как бы я не старался понять его странное поведение, все чаще ловил себя на мыслях о том, что ненавижу его.