Алессандра Флид - Семь портретов

– У вас есть электрическая лампа? Иногда от искусственного света получаются очень хорошие снимки.

– В этой комнате лампа есть, – призналась она – но я не люблю ее включать. Предпочитаю пользоваться свечами. – Рита указала на тяжелый канделябр с четырьмя гнездами. – Иногда зажигаю масляные светильники.

– Удивительно, все уже давно используют электричество, – заметил Артур. – Это очень быстро и эффективно.

– Слишком ярко, пропадает некоторое очарование, свойственное вечерам и темному времени дня, – пояснила она, устраиваясь удобнее.

– Очарование?

Очевидно, ему загадочность и мягкость вечерних красок были не знакомы.

– Да. Мне нравится, что вечером некоторые места комнаты остаются во тьме – можно поставить лампу возле себя и вообразить, что ты один в целом мире. Если растопить камин, то и лампа не нужна – просто остается взять в руки любимую книгу.

– Но разве можно читать при таком тусклом свете? – удивился Артур.

– Конечно, можно. Еще каких-то двадцать лет назад люди даже писали при таком свете, и все было в порядке, – мягко ответила она.

– Мне тогда было шесть лет, я все равно не помню.

– А мне было пятнадцать, и я скучаю по тем временам.

Артур впервые посмотрел ей прямо в глаза, и Рита даже смутилась от такого открытого взгляда.

– Скучаете?

– Да. Разве не то же самое чувствуют все остальные, вспоминая времена своего детства?

Только сейчас она заметила, что усадила гостя спиной к главному окну. На фоне тяжелых бархатных портьер, старомодных рам и серого неба за стеклом, он казался слишком молодым и современным. Его бледная палевая рубашка, зернисто-серый пиджак и отсутствие галстука – все это не вписывалось в мрачную тайну просторной и темной гостиной.

– Я о нем не вспоминаю, – только и сказал он.

– Тогда прошу прощения, – просто извинилась она.

– Не стоит, все в порядке.

– Просто скажите, что мои извинения приняты.

– Хорошо. Ваши извинения приняты. Хотя, я вовсе не обиделся. С чего бы мне чувствовать обиду?

Рита поправила волосы, внутренне одернув себя за эту слабость. Сейчас мальчик не казался таким безобидным и простым, как днем или таким опасным и непонятным, как несколько минут назад. Он был сложным, и намеренно продолжал говорить, хотя она уже дала понять, что не задерживает его. Неужели ему так нужна эта фотография? Она решила поиграть еще немного – просто захотела выяснить, почему он не уходит.

Что если надавить сильнее?

– Вам виднее, ведь это именно вы предпочитаете не вспоминать о прошлом, – осторожно сказала она, внимательно следя за его лицом.

Артур ничего не ответил, и через несколько секунд она сочла разговор оконченным. Оставалось дождаться, когда он поднимется и уйдет – за окном стремительно сгущались сумерки, а включать лампу она не собиралась.

– Поговорите со мной еще немного, – вдруг попросил он. – Раз уж вы передумали фотографироваться, дайте хоть поглядеть.

Рита вздрогнула и отвернулась.

– Зачем вам глядеть?

– У меня полно своих секретов, но здесь я, пожалуй, скажу правду.

– Отлично, я жду.

– Меня занимает ваше лицо. Или не только лицо? Весь ваш образ кажется мне странным, и я хочу понять, что именно так задевает меня, когда я вижу вас.

Подобная прямота заслуживала похвалы, но она не нашлась, что ему ответить.

Отчего-то он не слишком сильно расстроился, когда Рита не позволила сфотографировать себя в первый вечер. Конечно, он рассчитывал на хороший снимок, и ее поведение поначалу даже показалось ему раздражающим. Она не говорила «нет», но при этом держалась предельно осторожно и всеми силами давала понять, что никаких экспериментов с камерами не будет. Однако возможность находиться рядом с ней и внимательно смотреть на нее быстро изгладила из его памяти обиду, так что через несколько минут разговора он уже и думать забыл о фотографии. Они говорили довольно долго – пришлось даже зажечь свечи, пока она уходила за чаем. Женщина была еще более странной, чем он думал – она казалась совсем молодой, хотя ее телосложение, голос и манера поведения говорили ярче всяких слов.

Кроме того, она носила обручальное кольцо, но ни слова не сказала о супруге. Она не ждала никого к вечеру, и лишь в восьмом часу в дверь вошел ее сын, который, очевидно, знал, как открывать калитку снаружи. Мальчик не пожелал присоединиться к ним, но и не выказал неприязни к гостю. Кажется, его звали Робертом.

Почему же она казалась такой молодой? Загадочность Риты никуда не уходила даже когда она была занята вполне обычными делами – разливала чай или растапливала камин. Ему казалось, что женщина ее положения не должна заниматься такой работой, но он не решился спросить, почему она не держит горничную. Глядя на нее, нельзя было дать ей точной характеристики. Она не была бедной или богатой, красивой или уродливой, слишком умной или безнадежно глупой. В то же время, при разговоре она могла поддержать практически любую тему и с удовольствием выслушивала его слова. Никогда прежде он не ощущал себя так свободно и скованно одновременно.

Странным для него было еще и ощущение уверенности в своих словах, осознание того, что он может рассказать о чем угодно. При этом Артур не мог задать ей ни одного вопроса. Рита не была холодной или чопорной, но невидимая грань не позволяла ему переступить порог и проявить интерес к ее жизни. Почему она ничего не рассказывала о себе? Незначительные детали вроде возраста (о, да он запомнил, что ей тридцать пять лет) или предпочтений (не сторонница прогресса? любительница книг?) не прибавляли осведомленности.

Сам он успел довольно много рассказать о себе. К примеру, ему пришлось объяснять, что его всегда интересовали незнакомые люди, и он с детства запоминал некоторых прохожих, с которыми приходилось встречаться несколько раз. Он поделился своими детскими фантазиями, признавшись, что мысленно придумывал историю для каждого из своих «особых» пешеходов. Она попросила рассказать хотя бы одну из таких искусственных биографий, и он, на свой страх и риск, припомнил пару примеров. Рита не смеялась, она лишь спрашивала, отчего он делал тот или иной вывод.

– А можете рассказать хотя бы одну историю?

– О, это будет сложно. Я еще ни с кем этим не делился.

– Мне очень интересно, но если вы не хотите говорить, то не стоит. Я просто спросила.

– Нет, постойте… кажется, есть один занимательный момент, о котором я могу говорить, не краснея. Когда мне было лет десять, я перешел в новую школу и стал ходить по другой дороге. По ней также часто ходил один старик. В его руках всегда была холщовая сумка, наполненная чем-то вроде небольших коробочек, довольно тяжелая на вид. Он всегда был совсем один, и я удивлялся, что рядом не было никого, кто помог бы ему принести сумку. Я наблюдал за ним примерно неделю, когда у меня в голове вдруг возникло предположение…