Ярослава - Иван да Марья

– Знаете, а я неплохо пою. Интересно, как будет звучать голос при такой акустике, так и хочется попробовать спеть здесь. – Высоко подняв голову вверх, мечтательно произнесла я. Потом глянула на строгое лицо сторожа. – Знаю, это бредовая идея. – Я покачала головой и направилась к выходу.

– Обожди-ка, говоришь, неплохо поёшь? А ну-ка, спой свою любимую песню. – Улыбаясь, сказал Пётр Степанович. – Все ведь ушли давно, никто кроме нас не узнает, что ты пела.

От таких слов, я немного растерялась, но любопытство пересилило смущение, и я встала на середину помещения. Сосредоточилась и спокойным, хорошо поставленным голосом запела нашу любимую с братом песню « То не ветер ветку клонит…» Я не ошиблась, акустика здесь была превосходная и песня звучала очень красиво. Когда я закончила петь и посмотрела на Петра Степановича, то увидела, как он вытирает со щёк слёзы.

– Растрогала меня песня до слёз. Ну и голос у тебя! Тебе надо на сцену с таким талантом, а не уборщицей работать. Знаешь, я могу замолвить за тебя словечко. Конечно, если ты захочешь петь в ресторане. – Сторож, взяв связку ключей, проводил меня до выхода.

– Спасибо, надо подумать. – Я улыбнулась, поправила шарф и вышла на улицу.

Завтра выходные, сегодня можно допоздна не ложиться. Например, посмотреть кино про любовь. А завтра спать сколько захочешь. Как же я устала. Если лягу спать сразу, то завтра по привычке встану в шесть часов. Ладно, сейчас включу телевизор и буду бороться со сном. Я неторопливо начала переключать каналы. Везде шли новости, спортивные передачи и шоу программы. Но вот, какой-то фильм про войну. Она радистка, он разведчик и у них любовь. Как бы не заснуть. Я только на две секунды закрою глаза.

– Катя, Катюша просыпайся, тебе на дежурство пора. Сегодня раненых очень много. – Ласково, как будто мамин, прозвучал сквозь сон женский голос.

– Да, встаю. Надя, чайник поставь, пожалуйста. – Я подошла к умывальнику, воды нет. Сил тоже нет, не высыпаюсь, который день. Медсестёр много, но и раненых подвозят каждый час. Некоторых безнадёжных даже не оперируют, врачи не успевают. В первую очередь спасают тех, у кого есть шансы не умереть на операционном столе. Иногда мне кажется, что всё это страшный сон, вот открою глаза и проснусь в своей кровати, дома, в Москве.

– Катя, зайди к Николаю Александровичу, через полчаса у него операция закончится, он зайдёт к себе в кабинет чая попить. – Уже сонным голосом произнесла Надя, ложась на мою ещё тёплую постель.

– Хорошо, а зачем не сказал? – завязывая косынку, спросила я.

– Нет. Разбуди, как придёшь со смены. – Отвернувшись к стене, пробормотала подруга.

– Конечно. – Уже выходя из комнаты, тихо отозвалась я.

Госпиталь находился в двухэтажном здании школы, раненых было так много, что они лежали в коридорах. Линия фронта подступала всё ближе, снаряды рвались, где-то совсем близко. Протискиваясь между ранеными, я поднялась на второй этаж и постучала в дверь кабинета главврача.

– Да, да, входите. – Раздался тихий и усталый мужской голос.

Я толкнула дверь и оказалась в небольшой комнатке с огромным окном во всю стену. За столом сидел Николай Александрович и курил, нервно постукивая пальцами по толстой стопке документов.

– Вызывали, Николай Александрович? – Спросила я и тут же закашлялась, задохнувшись едким табачным дымом.

– Не привыкла ещё? Сейчас окно открою. У меня к тебе ответственное поручение. – Сказал Николай Александрович, распахивая створку окна. – Я выбрал именно тебя, потому что знаю, что ты меня не подведёшь. – Подойдя ко мне, он заглянул в глаза. – Дело особой важности.

– Вы можете на меня рассчитывать, я не подведу. – Решительно произнесла я, всматриваясь в бледное и серьёзное лицо главврача.

– Да, конечно. – Он закрыл глаза, устало потёр лоб и сказал. – Сегодня к нам поступил тяжелораненый человек, я сделал, всё возможное. Теперь ему нужен постоянный уход. Я снимаю тебя с дежурства, будешь спать прямо здесь, возле него. О любом изменении состояния докладывать мне лично. – Немного подумав, он добавил. – Этот человек немецкий офицер, взятый в плен. У него имеются ценные сведения, которые нужны для нашей победы. У меня приказ, во что бы то ни стало поднять его на ноги. Ты понимаешь, Катерина, о чём я тебя прошу? – Потом немного подумав, посмотрел на меня, строго нахмурив брови. – Ни кому, ни слова о своём задании. Ясно?

– Ясно. Я всё поняла.– Кивнув головой, сказала я.

– Вот тебе ключи от кабинета, когда уходишь, запирай за собой дверь, – подумав, добавил, – да и когда здесь находишься, тоже, мало ли.

Николай Александрович молча отодвинул ширму, стоящую у стола и загораживающую треть помещения. Я увидела бледного перебинтованного мужчину лет тридцати, который лежал неподвижно на кушетке.

– Сама будешь спать на стульях. Сходи, принеси свою постель. Только на пол не стели, простынешь. – Николай Александрович выдвинул свой стул из-за стола и поставил ближе к кушетке.

– Хорошо.

Вот уже прошло две недели, как я ухаживаю за немецким офицером. Странно, но я не чувствую к нему никакой ненависти, только сострадание. Всё чаще задаю себе вопрос, что с ним будет, когда он выдаст им нужную информацию? Его расстреляют? Будут держать, как военнопленного, а потом обменяют на нашего офицера? Линия фронта так близко. Наверное, наш госпиталь скоро эвакуируют. Пару раз над нами пролетали вражеские самолёты. Вот раненый проснулся. Сейчас нужно перевязать и накормить его. Хорошо, что он немного русский понимает, а то намучилась бы я с ним. Если бы я не знала, что он немец, то никогда бы и не подумала на него. Он больше похож на итальянца, чёрные волосы, красиво очерченные губы, карие глаза. Да, и он ещё очень смущается, когда я его перевязываю. Вчера первый раз позвал меня по имени. У меня какое-то странное чувство к этому немцу. Я поймала себя на мысли, что он мне нравится. Его внимательный взгляд заставляет краснеть меня. Два часа назад он читал наизусть мне стихи на немецком языке. Я не поняла ни слова, а он как-то странно улыбался глядя на меня. Мне ещё ни один раненый стихи не читал, замуж звали, цветы дарили. А стихи, да ещё на немецком языке, такое в первый раз.

В дверь постучали, я подошла и спросила:

– Кто там?

– Катюша, это я, открывай. – Тихо произнёс Николай Александрович. Я открыла дверь, пропуская врача и тут же снова заперла. Он подошёл к больному, осмотрел и сказал:

– Ну вот, состояние удовлетворительное, пациент идёт на поправку. Завтра за ним пришлют машину и доставят в штаб. Мы своё дело сделали.

– Николай Александрович, но ведь он ещё не встаёт. Как же его повезут? Он же ещё не выздоровел. – Я растерянно смотрела то на беспомощно лежащего, на кушетке перебинтованного больного, то в усталые глаза главврача.